Жанна Бочманова - Чума

Первые выигранные соревнования дали ее душе такой восторг, такое упоение победой, что ей казалось, еще чуть-чуть, и она взлетит от счастья – счастья быть первой, быть лучше, быстрее, выносливее. Никто не догадывался об этих честолюбивых планах, кроме, может быть, тренера, который видел блеск серых глаз, нажимая кнопку секундомера и сообщая результат, с каждым разом все лучше и лучше.

Понятно, при таком образе жизни – школа, бассейн, соревнования и снова школа, на что-то иное, на свидания, например, времени совсем не оставалось. Ни времени, ни сил, ни желания.

– Эй, – послышался шепот с соседней койки. Чума скосила глаза. – Ты, если хочешь… то я могу… – Светка откинула одеяло.

Чума перестала жевать и нахмурилась, потом, видно, до нее дошло, и барак огласил хриплый смех. Никто до этого не видел, чтобы Чума хотя бы улыбнулась, а уж смеха и подавно не слышал. Светка испуганно спряталась под одеяло, а скрипучий клекот все раздавался в темноте. Как не похож был этот смех на звонкий смех Ленки Чумаковой, юной пловчихи, недавно выигравшей межрайонные соревнования и которой тренер прочил блестящее спортивное будущее.

Было ей семнадцать, она только что окончила школу и сдала вступительные экзамены на экономический факультет местного института. Сдала легко и без всякого блата. А сейчас они всей спортивной командой находились на сборах. И так было весело ей в это лето, так казалось, что мир и все что в нем только для нее, что хотелось петь и прыгать от счастья. Она и пела, и прыгала, и девчонки пели и прыгали вместе с ней. Сидели они на берегу широкой полноводной реки, в купальниках, подставляя свои упругие развитые годами плавания тела нежному вечернему солнышку. Как вдруг на пляже появилась компания молодых загорелых парней.

– Девчонки, знакомиться будем?

Засмеялись девчонки, захихикали.

– С нами не интересно знакомиться, мальчики – мы не пьем, не курим…

– Да мы видим, что вы из спортлагеря. Мы тоже. Сегодня приехали.

– Откуда?

– Из Краснодара. Самбо.

– Ого!

– Тебя как зовут? – подсел к Ленке смуглый коротко стриженный парень. – Я Гоги.

– Гоги? – она прыснула от смеха. – Ой, умора! Ты не русский, что ли?

– Я абхазец, – парень гордо выпятил грудь. – Пойдем вечером сходим куда-нибудь? В кафе посидим…

– Уж больно ты шустрый, Гоги, – засмеялась Ленка. – Догонишь меня – пойду с тобой в кафе. Давай! – Она поднялась и побежала к воде.

Прогретая за день вода приятно освежила разгоряченное тело и Ленка вошла в воду легко, как торпеда и плавно заскользила по водной глади. Пара взмахов и вот она уже пересекла границу буйков и понеслась дальше. Где-то на середине реки она остановилась и легла на спину, позволяя течению плавно нести ее вдоль берега. Недалеко послышалось сопение, она посмотрела и увидела бедолагу Гоги, который судорожно греб по направлению к ней.

– Эй, ты что, даже плавать толком не умеешь, гребешь по-собачьи? Умора… Плыви давай на берег…

Но Гоги, задрав голову кверху, явно не собирался сдаваться. Ленка хмыкнула и поплыла дальше. Иногда она оглядывалась и громко хихикала, видя своего незадачливого кавалера. Пока, обернувшись в очередной раз, не увидела за собой никого. Она рванула туда, где еще расходились круги на воде и, глотнув воздуха, устремилась в темную глубину. Ей повезло – почти сразу она наткнулась на его руку, схватила и потащила за собой к свету. К берегу они плыли долго – мешало течение. Ей пришлось плыть на спине и буксировать за собой Гоги, обхватив его за шею согнутой рукой: все, как учили. Когда они добрались до берега, Гоги почти пришел в себя. Он выполз из воды и распластался на берегу.

– Вы что там делали? – засмеялись девчонки. – Обнимались никак?

– Целовались, – выдохнула она и тоже растянулась на песке. Сил почти не было.

Она не стала говорить, что произошло, а компания на берегу так была занята друг другом, что даже ничего не заметила.

– В кафе пойдем? – услышала она голос над собой. Гоги уже оклемался.

– Плавать научись, придурок, – зло бросила она и начала собирать вещи.

Утром на своей койке она обнаружила огромный букет белых роз. Девчонки ахнули, а Ленка только плечами пожала. Розы продолжали появляться каждый день. Девчонки завидовали, а Ленка, казалось, не обращала никакого внимания. Общалась она с Гоги, так же как и со всеми, но от свиданий категорически отказывалась.

– Слушай, я тебе что, совсем не нравлюсь? – спросил он как-то.

– Нравишься, Гоги, нравишься, так же как и все, – ответила она.

– Я не хочу, как все, – вскинулся Гоги.

– Уймись, горный орел, – отмахнулась от него Ленка.

– Ты совсем меня не любишь, – обиделся Гоги. Ленка звонко расхохоталась. – Но вот посмотришь, я женюсь на тебе…

– Ой, умора! Жених тоже нашелся… У тебя там, небось, таких невест полдеревни…

– Я в городе живу, не в деревне. И нет у меня невест. Ты – моя невеста… – С чувством юмора у Гоги было все в порядке. Ленка отмахнулась и побежала по своим делам.

Лето прошло быстро. Гоги следовал за ней неизменной тенью. Она даже сходила с ним в кафе и не в кафе даже, а ресторан. Гоги шиканул – заказал самое дорогое. Ей, в общем-то, было все равно. Воспринимала она его как друга, не как кавалера. Хотя девчонки намекали: «Смотри, Ленка, какой жених завидный. А денег у него столько откуда? Каждый день по такому букетищу дарить? А фигура? Такой как обнимет…» Вот как раз с объятиями все было плохо. После ресторана Гоги вроде как попытался ее приобнять, но получил пинок в голень.

– Ты бьешь неправильно, – потер он ушибленную ногу.

– Правильно, не правильно – а как дам – мало не покажется, – Ленка погрозила ему кулаком.

– Для мужа себя, что ли, бережешь? – усмехнулся Гоги.

– Для спорта. Некогда мне глупостями заниматься.

– Так ты ни разу, что ли, еще не… – Гоги замялся.

– Иди ты со своими вопросами, знаешь куда? – Она почему-то разозлилась и быстро зашагала к своему корпусу, – И не ходи за мной больше! Надоело!

Но он продолжал ходить, и она смирилась, как с неизбежным. Потом было прощание. Букет белых роз. Махание в окошко поезда. Ленка вернулась домой, к маме, институту, тренировкам, соревнованиям.

***

Чума дожевала последний кусочек и скомкала обертку. Перед глазами всплыло лицо тренера, в тот момент, когда она сказала, что выходит замуж и переезжает в другой город. «Предательница», – было написано на нем. Чума вздохнула: предательница и есть. Под подушкой что-то шуркнуло. Письмо. Опять эти письма.

Первое появилось недели три назад и с тех пор регулярно, раз в три дня, письмоносица приносила ей белые конвертики. Переписывались зечки с такими же бедолагами из мужской колонии. Некоторые даже замуж по переписке выходили. Но она-то никому не писала, и писать не собирается, и письма не читала. Прочитала самое первое – бред какой-то. Некий зек изъявлял желание переписываться с ней. Она даже дочитывать не стала, порвала и бросила. А письма продолжали приходить.