Дана Стар - Сладкая месть

У меня от шока даже челюсть отвисла. Ну прям «Звезда Улицы Красных Фонарей». Не иначе.

Только такая вся потасканная, пожмаканная.

Когда я вошла в комнату, то впала в ступор!

От её этого… «маленького кавардака». Но не успела я переступить порог комнаты, как тут же наступила на что-то скользкое и, кажется, липкое.

Меня затошнило вдвойне! Не только от запаха дешёвого курева, возможно даже наркотического, а и от того, что там, на грязном полу, не пометавшемуся годами, я обнаружила использованный гандон.

Взгляд вперёд – на убогой старенькой кровати, с подгнившими пружинами, со скомканными простынями, которые, видимо, стирали в прошлом году, похрапывая, как поломанный трактор, кверху пузом, с жирным, целлюлитным задом, развалился огромный тучный мужик, с рыжими волосами и такой же рыжей, курчавой бородой.

Подруга подошла к сопящему жирдяю, пихнула ногой в бочину, зарычав так жутко, что волосы на загривке дыбом встали:

– Пшёл на хер! Время вышло. Мы договаривались на три часа.

Жиртрест что-то промычал, лениво потянулся, перекатившись на бок, заставляя меня быстро повернуться к ним спиной, чтобы не увидеть отвратительный морщинистый стояк.

– Может в долг, пупсик? – гоготнул бородатый, почесав свое волосатое брюхо, – Один отсосик! А? Забацаешь?

– Вали, я сказала! Или Крокодилу позвоню.

– Всё, всё, валю! Базар окончен. – Скрип пружин, шелест одежды и звук застёгивающейся ширинки. – А эт кто? Видок со стороны жопки что надо! Подружка твоя? Она тоже шлюха?

Я покраснела, с силой сжав руки в кулаки.

– Вы в паре работаете? Почём у вас двойной анал?

– Ты чё, придурок, непонятливый? На х*й пошёл!

Я вовремя успела отскочить в сторону. Чисто интуитивно. Потому что в полуметре от меня пролетел тяжёлый, кожаный ботинок, а следом, кубарем, как колобок, покатился этот целлюлитный мудак.

Врезался в дверь и, матерясь, исчез в коридоре.

– Фух! За*бали вот такие вот уроды! Не обращай внимания, дорогая. – Выдохнув, Карина заперла дверь на замок, подобрала пачку купюр, которая выпала из штанов недоноска, быстро спрятала деньги под матрац. – Присаживайся. – Кивнула на трёхногую табуретку. Единственную, практически целую вещь, среди прочего поломанного хлама. – Чай, кофе? – Кивком указала на грязную гору немытой посуды, с остатками протухшей, позеленевшей еды, разбросанную на таком же трехногом столе.

– Нет, спасибо. – Аппетит напрочь пропал.

Пожав плечами, подруга плюхнулась на кровать, забросив ногу на ногу, собираясь закурить, как вдруг, за соседней стенкой заиграла громкая, бесноватая музыка, заставляя меня вздрогнуть, попятившись назад.

– Бл*ть! Совсем уже охуели?? – Карина вдруг подскочила на месте, будто её контузило, запрыгнула на кровать и принялась гатить кулаками по стене. – Только вздремнуть собралась. Устала, как проклятая! Да ещё и башка с утра разрывается! Вырубайте! На хер! Своё! Говно! – Верещала, как резанная, продолжая избивать стену руками и ногами, тем самым, ещё больше заставляя меня нервничать.

Похоже, в общаге комнаты были сделаны из картона, а те, кто строил здание, никогда не слышали о такой мелочи, вроде шумоизоляции.

В ответ на тумаки, послышались резкие маты. Не просто маты, а настоящие угрозы с кровавой расплатой.

Я уже всерьёз думала бежать из этой чёртовой клоаки как можно дальше, потому что хуже дня, после ареста любимого, я ещё не ведала.

Уж лучше переночую на вокзале. Там, по крайней мере, тихо, тепло и воздух почище. В таком опасном месте, типа общежития для малоимущих, точно не следует оставаться.

Я даже не заметила, как отступила к двери, инстинктивно обняв живот руками, чувствуя неприятную, тянущую боль.

Так!

Главное не нервничать.

Всё будет хорошо! Обещаю, малыш. Обещаю!

Но вскоре, громкость поубавили.

Карина всё-таки закурила, а я поморщилась, скривившись от гадкого дыма, быстро заполнившего комнату. Более того, я почувствовала, как к горлу подскочил сегодняшний ужин.

Только не это!

Бросилась к окну, распахнула настежь, пытаясь отвлечься, глубоко вдохнула свежий воздух.

– Ты чё? – Карина закашлялась.

– Я в положении, Карина.

– Ни хера! – Она быстро потушила, бычок, махнула какой-то тряпкой в воздухе, разгоняя дым, а затем быстро бросилась ко мне, обняв за талию. – А это точно? Ты писала на палочку?

– Писала! И на палочку, и в баночку! И кровь сдавала! – по щекам покатились слёзы. Уткнувшись в плечо подруги я разрыдалась, как последняя слабачка.

– Ну тише, тише! – погладила по спине, ты не первая и не последняя. Если тебе станет лучше, я тоже залетела.

– Что? – оторвалась от плеча, взглянув в её, прожжённые жизнью глаза.

– Да у нас, подруга, видать двойной залёт. – Засмеялась, якобы подбадривая глупыми шуточками.

– Не может быть! Какой у тебя срок? Так значит… Боже! Хорошо, что я не одна такая… Брошенная, никому ненужная. – Выдохнула. Не знаю почему, но от слов подруги заметно полегчало.

– Никакой. – Прыснула. – Я сделала аборт. И спираль поставила. Это ж надо было так лохануться! Век помнить буду. Идиотка!

– Ты дура! Зачем??? Что же ты наделала?

И радость сменилась острой, чудовищной болью, а глаза снова ослепли от слёз.

– Я не смогу растить. Одна. У меня рядом никого нет. Что я скажу ребенку, когда он подрастёт? Что его папаша зек и убийца? Который послал мать к чертям, а сам сел за решётку? Работы у меня нет, богатеньких родственников тоже, мать швырнула в приют ещё тогда, когда мне едва исполнилось пять, а сама продала душу самогонке. Учёбу я, влюблённая кретинка, бросила, с замиранием сердца поверив ублюдку в наколках, что он будет меня обеспечивать до самой кончины. В общем, едва свожу концы с концами! Вот, дорогуша, полюбуйся, как я живу! – правый рукой окинула перевёрнутую вверх дном комнату, – А! Красота! Нравится? И ты хочешь, чтобы в этом гадюшнике, среди шприцов и голых членов, рос мой малышонок?

Я ничего не смогла ответить. Язык будто приклеится к нёбу. Внутренне, меня убивало, разрывало и одновременно кромсало, на тысячу рваных частей.

От боли. Горя. Безвыходного положения. От кошмарной ситуации, в которую нас обоих, затянуло лавиной безысходности.

Карина глянула на меня исподлобья, вытерла слезы своими шершавыми пальцами, с облупленными ногтями, выкрашенными в красный цвет, а затем грубо ударила меня в самое сердце. Своими бесчувственными, но такими логичными словами:

– Тебе тоже советую… сделать ЭТО.

– Нет! – всхлипнула, схватившись за живот, – Он живой, он все чувствует!

– Глупости. – Отмахнулась. – Это просто сгусток из крови и тканей. Ничего ещё не соображает. Ты многое помнишь, когда тебе было три недели в утробе?

– Ты не понимаешь…