Полина Раевская - Каюсь. Том 2

–Подумай, подумай… Кстати, у меня для тебе есть кое-какие новости. Возможно, они ускорят твой мыслительный процесс, – загадочно произнес он, словно змей-искуситель, вызывая у меня интерес.

–Мм, и какие же? – скучающе отозвалась, скрывая свою заинтересованность.

–Приезжай и узнаешь. Я в клубе буду, так что заодно повеселимся, – сделал он довольно заманчивое предложение. Мне сейчас меньше всего хотелось оставаться наедине со своими мыслями.

–Окей, высылай адрес. Я переоденусь и приеду.

–Жду тебя, малая, зажжём танцпол.

–Еще раз назовешь меня «малой» и я подожгу тебя.

–О, я уже давно горю, малыш, – со смешком выдал он, а меня это «малыш» долбануло со всей дури наотмашь, затрясло всю, и стало противно, мерзко.

Закрываю глаза и дышу рвано. Боже, ну, что я за дура-то такая? Этот кобель, наверное, сейчас трахает свою Мариночку, а я переживаю тут, что другой мужик назвал меня так, как называл он. Словно у него патент на это слово в отношение меня. Боже, это просто невыносимо. Я не могу больше, не могу!

Несколько секунд я пытаюсь справится с этой внезапной бурей, но ни черта не получается.

Лучше бы я, как последние пять месяцев ничего не ощущала. А сейчас такое ощущение, словно отходняк после наркоза, кидает из стороны в сторону, и страшно, что же ждет дальше. Насколько будет больно.

Но как бы там не было, я не позволю больше Гладышеву, управлять собой. Вытравлю его власть, избавлюсь от его ига любыми путями и способами!

С этими мыслями я поехала в клуб, после того, как переоделась. На эмоциях выбрала довольно откровенное, трапециевидное платье из легкой, воздушной ткани белого цвета, больше похожее на ночную сорочку, едва прикрывающую попу, спина и вовсе была открытой, и наличие перекрестных лямок из серебристого бисера, закрепленных на пояснице, не спасало ситуацию. В целом, образ вышел чувственным, интригующим и, конечно же, сексуальным, но когда я вышла на улицу, то почувствовала себя голой. Газовая ткань едва ощущалась кожей и при каждом порыве ветра взлетала вверх, норовя показать миру великолепное белье, призванное привлекать внимание к интимным участкам тела, а не прикрывать их.

Я поздно осознала, что не стоит так провоцировать Пластинина, но, когда собиралась, мои мысли были заняты исключительно Гладышевым и его Мариночкой. Какая она? Блондинка, брюнетка, а может быть, рыжая? Молодая или его ровесница? По голосу судить сложно. Но то, что она ухожена и упакована по высшему разряду – это без сомнения. Гладышев предпочитает женщин класса люкс. Я же просто была в порядке исключения, для так называемого разнообразия. Ну, или слишком красива, чтобы пройти мимо. Эта мысль тешит самолюбие и греет душу. Вспоминаются слова Гладышева, что меня хоть в мешок, а я все равно буду самой красивой. На ветер Олег Александрович слов, конечно, не бросает, но мне хотелось блистать, затмить всех, а главное – гребанную Марину. Чтобы он понял, кого потерял. Чтобы смотрел и с ума сходил, убеждаясь, что я все также самая красивая девочка на свете, которую он больше никогда не получит. Да, как бы это не выглядело глупо, но одевалась я с такой тщательностью для него и его сучки, словно непременно их встречу. Просто мне жизненно необходимо было хоть как-то реанимировать свою гордость, чтобы не думать, не представлять, что он в это самое время «отмечает, как следует» свою Мариночку.

До сих пор не могу поверить, что у него кто-то есть. На части рвет, как вспоминаю звонок этой женщины и недвусмысленные речи о том, чем они будут заниматься. Хочется сорваться, влететь в Гладышевскую квартиру и поубивать обоих к чертям собачьим. Особенно его за то, что ей, которая «ничего не значит», дал ключи от квартиры, а мне – той, которая «не безразлична» пинка под зад из своей жизни. От этих мыслей вновь накатывает боль и горечь унижения.

За эти пять месяцев я многое пережила, я прошла моральную пытку, но никогда причиной моих терзаний не была другая женщина. У меня даже мысли не возникало, что она может вдруг появится. Хотя я понимаю, что никто никому ничего не должен, да я и сама играла в дурацкие игры с Максом, но разум и сердце не работают в унисон. Сердце оно глупое и знает лишь одно- люблю, моё! И как же я его за это ненавижу. Хотя в эту минуту я ненавижу весь мир и проклятый случай, что столкнул меня в очередной раз с Гладышевым. Ненавижу тетю, что она заболела так не вовремя и попросила меня поехать на прием с дядь Славой и дядь Славу, что работает у Гладышева, но больше всего саму себя за то, что так и не переболела, не забыла и продолжаю чувствовать чудовищную боль.

Лучше бы никогда не выходить из этой пятимесячной эмоциональной комы. Лучше бы никогда не знать его…

Зазвонивший телефон прерывает мою рефлексию, что радует. Еще чуть-чуть и я бы развернулась, и поехала –таки домой под одеялком лить слезы. Спасибо тете Кате, хотя разговаривать с ней у меня нет совершенно никакого желания. Наверняка дядя Слава расписал ей все в красках, и сейчас вопросов не оберешься. Но проигнорировать не могу, иначе она сойдет с ума от беспокойства.

–Да, теть Кать,– с тяжелым вздохом начинаю диалог.

–Янка, ты где?– спрашивает она без предисловий, в голосе же проскальзывают панические нотки. Начинается утро в деревне.

–Еду на встречу со знакомым, – спокойно отвечаю, надеясь, что тон моего голоса даст тете понять, что все в порядке, и она не станет задавать ненужных вопросов. Но мечтать не вредно, как говорится.

–Что произошло? Откуда ты знаешь гендиректора «Трансгрупп»? Что ему нужно было от тебя? Ты вообще понимаешь, какие теперь могут быть проблемы у Славы?– выпаливала она вопросы, словно из пулемета.

–Да не будет у него никаких проблем, Гладышев уже забыл про него,– отмахнулась я.

–Гладышев?– переспросила тетя Катя, кажется, до нее начало доходить. – Подожди…– все еще непонимающе произнесла она, сопоставляя, видимо, факты. Я не вмешивалась в ее мыслительный процесс.

–То есть генеральный директор, который ни сегодня завтра будет в транспортном департаменте заправлять, для тебя просто «Гладышев»?– уточнила она, все еще не веря, что ее крестница состояла в отношениях с такой шишкой. Я и сама, если честно, только сейчас осознала масштаб личности Гладышева. Впечатляет, бесспорно, но мне до этого дела нет, о чем я и сообщила, не сдерживая свое раздражение.

–Для меня он просто бывший, к тому же, мудак и козел, так что закроем эту тему!

–Ну, бывшие почти всегда мудаки и козлы, – хохотнула тетя Катя, но сразу же с сомнением произнесла, -А ты уверенна, что она действительно закрыта? Судя по рассказу Славы, Олег Александрович другого мнения на сей счет.

–Олег Александрович может какого угодно быть мнения, мне это не интересно, – отрезала я.