Лариса Черногорец - Я люблю Вас, Ваша Светлость!

– Вот черт! – Кто-то выругался. – Этого мне еще не хватало. И что, она не вспомнит никогда?

– Возможно, что нет, а возможно, что и да. Голова – предмет темный, помнишь как в том фильме…

–О-о-ой! – Ее замутило.

– Тошнит, милочка? – Участливо спросил голос постарше.

– Да-а-а. О-о-ой!

– Сотрясение. Нужен полный покой. Сейчас я поставлю укол, и вы будете спать. А я тем временем положу на лицо свинцовую примочку. Думаю, завтра глаза ваши уже откроются.

– Где я? Что со мной? Кто я?

– Ого, сколько вопросов сразу! – Пробасил низкий голос. – Вы у меня в доме. Что с вами случилось непонятно – думаю, вас избили и ограбили, я нашел вас в лесу, висящую на сосне, на лямках от вашего комбинезона, в полутора метрах от земли. Поиздевались изверги. Ну а кто вы, это бы и мне хотелось знать. Документов и денег при вас не было.

– Потерпите, сейчас будет немного больно. Промурлыкал участливый.

Она почувствовала укол, но голова гудела так, что он показался ей совсем безболезненным. Ей было очень плохо. Такое состояние можно было бы назвать «ушиб всей бабушки», но самым гадким было ощущение беспамятства. Это было дикой душевной мукой силиться вспомнить хотя бы собственное имя.

–Поспите. Утром станет немного легче. Я пропишу обезболивающее. Возможно, скоро вы все вспомните.

– Спасибо. Мне не надо все, мне хотя бы вспомнить, кто я и как меня зовут.

Она уснула почти мгновенно. Неглубокий больной сон рисовал картины каких-то кошмаров, казалось, что она металась в этих кошмарах целую вечность, но, когда очнулась, была глубокая ночь. На ее лице был мокрый компресс. Она сняла повязку и открыла глаза. Ей это удалось – примочка действительно помогла. Вокруг была кромешная темнота, только где-то сбоку, сквозь плотные занавески пробивался желтый луч ночного фонаря. Во избежание приступа тошноты и головной боли она постаралась не шевелиться. Надо привести мысли в порядок. Кто же она? Что с ней случилось? Почему она здесь? Мучительно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, она стала перебирать в памяти знакомые женские имена. На ум шли то Анна и Александра, то почему-то Джейн, то Мари. Нет, так ничего не получится. Как ужасно не помнить о себе вообще ничего. При этом совершенно ясно в понимании сохранилось то, что у человека должна быть родина, семья, детство, профессия, в конце концов. Ничего из этого ей в память не приходило. Как будто она вообще до этого не жила. Но ведь должно же быть хоть что-то, что она помнит или умеет. Спина ее затекла и она, попытавшись перевернуться на бок, застонала.

– Что с вами, вам плохо?

– Кто здесь?

– Зажглась лампа ночника, и пришлось зажмуриться.

– Ух, как гляну на вас, так сердце занимается. Это ж надо такой красавицей стать! Я это, спаситель ваш. – Она слышала тот самый низкий мужской голос.

Через силу попыталась приоткрыть один глаз. Зрение было мутным, но можно было увидеть в полумраке, что на нее с иронией глядел молодой красивый мужчина. Темноволосый, статный, с ямочкой на подбородке.

– Что вы здесь делаете?

– Дежурю, как видите.

– Зачем?

– Дурацкий вопрос. Вы в моем доме, избиты до полусмерти не пойми кем, вся в синяках и переломах, да мало ли что с вами может случиться. А прислуги у меня нет, извините. И сиделку нанимать сейчас не с руки.

– Простите.

– Да что уж там. Я вот, нашел в вашем изодранном комбинезоне. Очевидно, ваших мучителей это не заинтересовало.

Он протянул измятую карточку. С трудом она разглядела на ней пожилую женщину в пальто и шляпке.

– Кто это?

– Вы у меня спрашиваете? Это все что при вас было. Я думал, вы вспомните, когда посмотрите.

– Нет, не помню. – Ее голова устало опустилась на подушку.

– Ну не беда. Еще вспомните. Главное не то что изображено на ней, а то, что написано сзади.

– А что там написано?

– Вы и читать разучились?

– Я… я не знаю, я просто сфокусироваться не могу – все размыто и расплывчато так.

– Ну, я вам прочитаю. Здесь написано: «Элечке от бабушки, на долгую память 2005 Монреаль».

– Вы полагаете, это моя бабушка?

– Вот уж точно не моя. Это было в нагрудном кармане вашего комбинезона. А если рассуждать логически никакой нормальный человек не станет носить у сердца фотографию чужой бабушки.

– Значит…

– Значит вы не Милочка, хотя, признаться, глядя на вас, я бы предпочел именно Милочку, а Элечка. И у вас была, или может даже до сих пор есть бабушка. Видите, какой насыщенный для вас день!

– Элечка…Эля. Это от Эльвира, или от Элла?

– Да какая разница. Теперь мы знаем, кто вы и можем обратиться в полицию с запросом, не разыскивает ли кто синелицую красавицу с двумя затылками по имени Эля.

До нее только сейчас дошло, что он над ней издевается. «Красавица»! Что с ней! Что с ее лицом? Как она выглядит?

– Что со мной? Дайте мне, пожалуйста, зеркало!

– А хронические сердечные заболевания у вас есть? Недостаточность митрального клапана? Мерцательная аритмия?

– Не знаю – опешила она.

– Ну, так вот и нечего тогда зеркало просить. Вас кондрат хватит, а мне потом отвечай.

– Боже – она разрыдалась, – я уродина?!

– Да где там. Вы монстр просто. Но могу утешить, это временно – последствия перелома переносицы и ушиба головы. Отек лица как следствие. Пройдет. Не плачьте, ненавижу бабье нытьё. Радуйтесь, что хоть имя мы ваше знаем. Мне пора – у меня хозяйство, а сейчас почти пять утра. А вы отдыхайте.

Он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Эля. Ее зовут Эля. Ну и ладно. Теперь хоть о самой себе можно будет думать не в обезличенном варианте. У ее неизвестного я появилось вполне конкретное имя.

***

Ночь была позади. Если бы не эта дурацкая головная боль! Свет из окна, хоть и не был очень ярким, резал глаза. Она снова пыталась привести в порядок свои мысли, вернее то, что от них осталось. Итак, ее почти наверняка зовут Эля, она не помнит ничего о себе, находится в доме у незнакомца, и она – уродина. Хочется в туалет. Надо попытаться встать. Ноги послушались и свесились с кровати на пол. Рука уперлась в подушку и подняла свинцовое тело. Голова дико закружилась и Эля рухнула обратно на постель. Нет. Так дело не пойдет. Надо попробовать еще раз и не так резко. Иначе под ней будет лужа. Медленно и осторожно она приподняла голову и постаралась зафиксировать взгляд. Небольшая светлая комната, спальня, по-видимому. Обстановка простая, даже где-то аскетичная. Деревянный стул из прошлого века. Прикроватная тумба с ночником, рядом кресло. На полу чистая зеленая дорожка, тапочки с помпонами…утка. Больничная утка. Нет. Только не это. Стыдобища. Надо как-то встать и доползти до туалета. Она приподнялась и аккуратно спустила ноги с кровати. Головокружение прекращалось, как только она фиксировала взгляд на чем-то одном. Эля схватилась за стул и поднялась на ноги. Комната поплыла. Ее затошнило. Нечеловеческим усилием она заставила себя сделать шаг. Потом, опираясь на стул, еще шаг. Вот дверь, за ней коридор, вот еще дверь. Бинго! Заветный туалет. Слава Богу, она не опозорится.