Яна Бендер - Сотерия

Мой собеседник покраснел, а Филин, встряв в наш разговор, предложил пройти в его кабинет.

– До шести я должна вернуться сюда! – возразила я.

– Зачем? – поинтересовался главврач.

– Я провожаю пациента в столовую и присутствую там во время приема пищи.

Увидев удивленный взгляд Еремеева, я решила, что нужно добавить неоспоримый аргумент.

– Это является частью терапии.

Мой новый знакомый доброжелательно улыбнулся и пропустил меня вперед.

17.49.

Я села в кресло напротив Еремеева, который, откровенно говоря, в наглую рассматривал меня. Филин занял свое место и многозначительно сложил перед собой руки.

– Давайте приступим. У нас мало времени, – прервала молчание я.

– Яна, – обратился ко мне Александр Петрович, – простите, не знаю Вашего отчества.

– Не думаю, что сейчас это имеет значение, поэтому не стоит напрягать Вашу ЦНС.

– Интересно, Вы так торопитесь вылечить его или просто Вам неприятен наш разговор? – не заметив моей колкости, продолжал он.

– В некотором роде, всё вышеперечисленное Вами одномоментно.

– Интересно…

– Абсолютно нет…Быть может обсудим дело, а не меня?

– Да, конечно. Сегодня на конференции был задан вопрос… Как бы помягче сказать?

– Говорите, как есть.

– Один из наших коллег спросил: «Неужели, эта выскочка настолько самоуверенная, что считает, будто может вылечить пациента, который не поддавался никакому лечению более 20-ти лет, не прибегая к помощи препаратов?»

– Хах! – усмехнулась я.

– Не обижайтесь, прошу Вас.

– Iratus sum super populum non. Ut muto sunt 3 3 (лат.) Я не обижаюсь на людей. Я меняю о них свое мнение. .

– Что это значит?

– Вы же врач – должны знать латынь.

– Я плохо ею владею.

– В таком случае, ничем не могу помочь.

– Что Вы можете сказать? – вмешался Филин.

– А что тут скажешь? Ваш коллега прав, я выскочка излишне самоуверенная, и думаю, что, обращаясь со своим подопечным по-человечески и возвращая его к социуму, помогу ему тем самым адаптироваться в реальности и отказаться от мира иллюзий.

– Так вот, какие цели Вы преследуете? – воскликнул Еремеев.

– Не делайте из себя невинную овечку. Под Вашей шкурой – волк, готовый сожрать беззащитного.

– От чего Вы так со мной?

– «По делам судите их!». Будете говорить, что защищали на конференции мое отношение к данной ситуации? Я слышала с какими криками Вы ворвались в клинику! Вы не на моей стороне, а против меня, поскольку здесь третьего не дано. Я вижу, что все ждут, когда кончатся эти два месяца и результатов не будет, тогда Вы лично вместе со всем высшим светом психиатрии, членов которого самих бы не мешало подлечить транквилизаторами, вскроете ему мозг!

– Яна, разве я произвожу впечатление зверя?

– Одно я знаю точно, я зря трачу с Вами время. Давно наступило время ужина. Меня ждет пациент!

Я встала с кресла и подошла к двери.

– И, кстати, – добавила я, повернувшись к Еремееву, – в психиатрии существует такое понятие, как «Сотерия».

Я покинула кабинет. О чем разговаривали двое врачей, когда я оставила их одних – мне не ведомо.

18.07.

Герман уже сидел в кресле-каталке, а рядом стоял Ваня.

– Как дела? – спросил у меня санитар, увидев мое недовольное выражение лица.

– Как у одноклеточного организма, которому вживили разум.

Я вывезла коляску в коридор и направила в столовую.

– Да не переживай ты, – успокаивал меня Ваня, – ничего они тебе не сделают. Сами же прекрасно знают, что ты – его последняя надежда. Лечили его препаратами двадцать лет – все без толку, а ты с ним даже спишь в обнимку при расстегнутых ремнях и ничего… Это уже прогресс.

– Ну да. Только не говори никому о моих достижениях.

– Мы же договорились.

Я взяла у Вани ключ, отстегнула Германа, пододвинула тарелку ближе к нему.

Он тревожно смотрел на меня, но в то же время в его глазах плескалась бездонная забота, в ответ на мой грустный потухший взгляд. Он бережно взял меня за руку, которая лежала на краю стола, и вопросительно посмотрел на меня.

– Все хорошо, – через силу улыбнулась я.

Он не согласился, отрицательно качнув головой.

– Ну, хорошо. Я солгала. Не все.

На глаза наворачивались слезы. Мне хотелось уткнуться в него и зареветь, но я сдержалась.

– Я просто маленькая девочка, которая заигралась во взрослую жизнь.

Герман подъехал ближе к столу, поставил левый локоть на столешницу и провел тыльной стороной пальцы по моей правой щеке.

– Все будет хорошо? – спросила я.

Он утвердительно кивнул. Я улыбнулась. Что я еще могла сказать? Ничего. Он сам все прекрасно понимал и не нуждался в моих объяснениях и словах.

Псих, которого пристегивают ремнями к кровати и надевают смирительную рубашку, завязывая сзади рукава, относился ко мне так, как никто никогда себе даже представить не мог. Он – единственный, кто меня понимал и искренне жалел… Быть может потому, что однажды его пожалела я?

Вот кто, во истину, был овечкой в волчьей шкуре. Он только казался таким: агрессивным, злым, но на самом деле в его душе был прекрасный сад из ароматных цветов.

18.40.

– Тебе пора, – раздался голос Вани рядом со мной, когда я расправляла подушку под головой Германа.

– Может мне не уезжать? – в надежде, что санитар меня поддержит, задала я вопрос.

– Филин будет против, – с сожалением в голосе заметил мой собеседник.

– Ну, в конце концов, он может и не узнать. Он сам уедет отсюда в семь.

– Ян, ты рискуешь. Сильно.

– Ты сам сказал, что они мне ничего не сделают.

– Позволь с тобой поговорить начистоту.

– Конечно.

– Пойдем, выйдем.

Он вывел меня в коридор, прислонился правым плечом к стене. Я закрыла за собой дверь в палату и встала напротив собеседника.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он.

– Что? – искренне недоумевая, поинтересовалась я.

– Держишь его за руку, спишь в обнимку, проводишь рядом целые дни, а теперь требуешь и ночи? Не говори, что ты…

– Нет! – испугалась я того, что он собирался сказать, хоть и не знала, что именно.

Ваня подозрительно посмотрел на меня.

В этот момент мне вдруг показалось, что я провинившаяся школьница в кабинете директора.

– Ладно, – согласилась я, – хочешь начистоту, давай начистоту. Я не знаю. Честно. Меня влечет к этому человеку. Почему? Не имею ни малейшего понятия. Сначала я думала, что это научный интерес, а теперь понимаю, что-то здесь не так. И не осуждай меня. Не имеешь права!

– И не думал.

– А еще…я на самом деле верю в то, что, благодаря любви, он станет нормальным членом социума.

– Не боишься последствий, осуждений?

– Плевать я хотела на всех! Что они мне сделают?

– И как далеко ты готова зайти?

– Пока не знаю.

– И переспать с ним готова? – удивился Ваня.