Вероника Тришь - Ложь

Минуты идут, часы тикают, а время будто застыло.

Я распахиваю шторы, поправляю кровать, прибираюсь на столе, по несколько минут задерживая в руках некоторые вещи подруги. Книга Де ля Эль «Твоя реальность» – ее любимая. Ева давно советовала мне ее прочитать, но как-то все не было времени…

Я кладу книгу в свою сумку.

Браслеты из бисера, которые мы делали друг для друга в пятнадцать лет, до сих пор красуются в углу маленькой полочки. Под стопкой учебников и книжек лежит толстый блокнот с красивой, но уже потрепанной красной обложкой… Какие записи здесь делала Ева?

Я открываю первую страницу. В глаза сразу бросается число, написанное красивым ровным почерком: двенадцатое июля, две тысяче четырнадцатый год…

Это же… Личный дневник Евы! Она вела его с четырнадцати лет, я знала об этом и даже видела некоторые записи.

Причина… она должна быть здесь, в этой потрепанной книжечке.

Трясущимися руками я перелистываю страницы: нужно найти последнюю запись.

Буквы очень маленькие, записанные в каждой строке, события, умещающиеся в одну или пару страниц, ощущения, эмоции, краски жизни. Или мысли о смерти…

Двенадцатое число, двадцатое, тридцать первое…

Шелест страниц и сбитое дыхание.

Нашла! Месяц: октябрь, год: семнадцатый, число: двадцать первое.

Последнюю запись Ева сделала в день смерти.

Я жадно пожираю глазами строки, но не нахожу того, что ищу… перечитываю снова. И снова.

«…уверена, это один из лучших дней в моей жизни! Сердце учащенно бьется, восторженная радость охватывает с каждой минутой все больше! Он любит… тоже любит… Какая же я глупенькая… но счастье стоит его томительного ожидания…

…думаю, Лиз оценит платье…

… Шон снова вернулся не в духе… »

Я быстро пробегаюсь глазами по предыдущим записям: ни одной пессимистичной мысли, ни одного упоминания о терзающих душу сомнениях и чувств.

Неужели она записывала сюда не все? Но какой тогда вообще смысл вести личный дневник, если не быть в нем полностью откровенной?

Я оглядываюсь. Платье висит на том же месте, я еще не успела повесить его в шкаф. Висит и переливается под лучами осеннего солнца.

Зачем нужно доставать одежду на выход, если не собираешься никуда выходить, и ставишь перед собой цель выпить яд, между прочим, заранее приобретенный?

В голове мелькают мысли и догадки, только слишком быстро – я не могу поймать их! Все не так, как кажется на первый взгляд. Все не так просто…

Я откладываю в сторону дневник и смотрю школьные тетради Евы.

Она сделала домашние задания на понедельник. Да, она сделала их, прежде чем убить себя! Какая в этом логика!? Предположим, по каким-то неизвестным мне причинам Ева решила покончить с жизнью за час до встречи с Брендоном. Но откуда в этом доме мог взяться цианистый калий? Его нужно было приобрести заранее. Почему именно он, а ни, скажем, сильно действующее снотворное? Жизнерадостная девушка твердо решила покончить с собой и целенаправленно приобрела для этого яд?… Ну не могу я в это представить! Люди совершают подобные поступки в секундных эмоциональных порывах, пользуясь подручными средствами, либо уже долго находятся в состоянии депрессии, вызванной какими-то трагическими событиями в жизни, что сразу замечают окружающие. Не могла она улыбаться друзьям, назначать свидания и писать в дневнике подобные записи, планируя самоубийство. Ее глаза горели – до последнего дня.

Меня словно оглушает ударом: с глаз спадает пелена, теперь я способна видеть реальность. Все становится на свои места… Это ведь просто, как дважды два! Не было никакого самоубийства и не могло быть. В стакан воды подсыпали смертельный яд, от которого сердце девушки остановилось. Какой идиот будет травить себя цианистым калием? Это способ убийства, не более. Полиция должна была об этом догадаться. Ну откуда у школьницы может быть такое вещество? Зачем ей создавать себе сложности, если в аптечке полно снотворного?

Во мне просыпается злость.

Как такое получилось? Полиция умывает руки, а убийца остается безнаказанным.

Нет, так нельзя… не позволю…

– Ева? – произношу я, робко веря в то, что ее душа меня слышит, – Я найду твоего убийцу. Сделаю все возможное и не возможное.

В мыслях всплывает маленькая аккуратная записка. Что насчет прощального письма? Кто-то заставил ее это написать, чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно факта самоубийства, или же просто подделал почерк.

Но… подделывать ее почерк умею лишь я. Иногда мы делали задания по определенным предметам друг за друга – вот и пришлось научиться.

Возможно, в письме какая-то загвоздка? Нужно перечитать его снова.

Еще раз внимательно осмотрев комнату глазами ищейки, я кладу в сумку все, что считаю необходимым, аккуратно раскладываю все вещи по своим местам и выхожу из комнаты.

На вызов наверняка приезжали люди ДжераОулдмана – отца Макса. Я обязана с ним поговорить – он порядочный человек, и, уверенна, откроет дело. Остается лишь убедить его в том, что четыре дня назад произошло вовсе не самоубийство…

Спустившись в гостиную, я вижу сидящего за столиком Шона, и, растерявшись, чуть замедляю темп.

Во мне просыпается острое желание молча пройти мимо, но, понимая, что это будет выглядеть глупо, лишь произношу без эмоций:

– Я не слышала, как ты вошел.

Он ничего не отвечает, даже не поворачивается в мою сторону.

На столе стоит уже на четверть пустая бутылка коньяка, Шон отстраненно смотрит в одну точку и машинально вертит в руке стакан.

«Все еще ничего не чувствуешь? Веришь в то, что можешь контролировать абсолютно все!? Всегда держишь эмоции в себе?»

Я хочу прокричать это в лицо Уайту, но молчу.

Нельзя толкать человека в пропасть. Даже если этот человек – Шон. Но я не могу ни чем ему помочь. Или могу… но хочу ли?

– Выпьешь со мной? – хриплый голос, раздавшийся сзади, заставляет меня вздрогнуть.

Нет. Я сейчас же уйду из этого дома и больше никогда в нем не появлюсь.

Но… что-то заставляет меня обернуться, заглянуть ему в глаза и увидеть там бездну.

На самом деле – да, хочу. Алкоголь – не лучшее средство залечивание ран, но действенное.

Я направляюсь обратно, беру стакан, собираюсь налить в него коньяк, но Шон забирает бутылку.

И что это было?

Несколько раз моргнув, я бросаю на него выразительный взгляд.

– Ты только что предложил мне выпить, или я ослышалась?

– Предложил. Но я ведь не думал, что ты согласишься.

Превосходная логика.

– Думаешь, мне должно быть это интересно?

– Не люблю, когда девушки пьют.

– А когда курят? – с моих губ по инерции летят язвительные слова.

Шон обхватывает ладонью мое запястье и тянет на себя – я покорно сажусь на мягкий кожаный диван, озадачено глядя на него.