Неонилла Самухина - Операция «КЛОНдайк»

Есения подняла к нему пылающее лицо:

– Нет, вы определенно сошли с ума!

– Сошел! – горячо подтвердил Леонид. – И еще больше сойду, если ты уедешь! Да жить просто перестану!

– Прекратите! Вы меня едва знаете, а уже жизни собрались лишаться! Жили же вы как-то до меня, – смеясь, попыталась вырваться из его объятий Есения.

– Жил?! – почти возмутился таким кощунственным предположением Леонид, но потом согласился: – Может быть, и жил… Но плохо!

– А теперь вдруг хорошо зажили? – саркастически спросила Есения и, не выдержав, снова рассмеялась.

– Да, потому что сердцем почувствовал, что ты – моя половинка, – не обращая внимания на ее смех, ответил Леонид. – Ну что ты теряешь? Отдохнешь, наберешься сил. Я прошу тебя, останься! – Леонид умоляюще смотрел на девушку.

– Ну хорошо-хорошо, – смилостивилась, наконец, Есения.

У него от восторга сердце чуть не выскочило, он уже было потянулся к ней, чтобы ее поцеловать, но Есения уперлась ему руками в грудь и строго сказала:

– Я останусь, но не наседайте на меня так сразу, я должна прийти в себя. Обещаете?

– Обещаю! – воскликнул Леонид и уже хотел выпустить ее из своих объятий, однако, уловив на губах ее теплое дыхание, не мог заставить себя развести руки. В нем боролись дикое желание ее поцеловать и обещание «не наседать так сразу».

Леонид сжал зубы и, закрыв глаза, застонал, выпуская, наконец, Есению из рук. В этот момент раздался стук в дверь, и Есения в панике отскочила от Леонида.

В дверь просунулось обширное лицо Кузьмы Григоровича.

– Соседи, на обед идем? – спросил он и удивленно уставился на них: – У вас тут что – разборки? На голодный желудок… да вы что?!

Есения рассмеялась и, повернувшись в Леониду, лукаво заметила:

– Дядюшка, я пропала – вы, кажется, нашли себе единомышленника!

– Не ехидничай! На голодный желудок это вредно!

Так, подтрунивая друг над другом, они пошли в столовую, куда со всех сторон уже стекался народ, среди которого мелькали молодые лица, но, в основном, здесь были пожилые люди. Леонид еще раз в душе порадовался, что ему удалось уговорить Есению остаться с ним.

Покормили их на удивление вкусным обедом. Кузьма Григорович грохотал на всю столовую комплименты поварам и как-то красиво, со вкусом уплетал все, что ему предлагали. И вообще он производил впечатление человека, умеющего наслаждаться малым и восхищаться обыденным.

– А у вас жена есть? – поинтересовался у него Леонид.

– А как же?! – изумился тот. – Без жены нельзя! Все есть – и жена, и трое сынов, и пятеро внучат. Все живем в одном доме, только на разных этажах. Мы с Марией живем на первом. А чего лазить по лестнице? Да и вес мой… – он добродушно похлопал себя по могучему животу.

– А кем вы работаете? – спросила Есения.

Кузьма Григорович перестал жевать, задумался и протянул:

– Та я-ак бы это… Не к столу будет сказано: тружусь на ниве удовлетворения естественных человеческих потребностей… Можно сказать, работаю, помогая голодающим…

– Это кем же? – не поняла Есения.

– Неужели поваром? – предположил Леонид.

Есения насмешливо посмотрела на него и опять повернулась к Кузьме Григоровичу:

– Ну, а все-таки?…

– Ни, не поваром, хотя готовлю я хорошо. Мы с Марией частенько стряпаем вместе, вона – борщок, а я – что-нибудь з мяса. Другой раз такие котлеты заверну, что не только пальчики, а и локти оближешь!

Есении показалось, что Кузьма Григорович уклоняется от темы, хотя Леонид слушал его с большим интересом, поэтому она продолжала допрашивать Кузьму Григоровича:

– И как же вы этим голодающим помогаете?

– Я их лечу…

– Так вы врач!.. – воскликнула Есения и помрачнела.

– Ну да, конечно, – с облегчением кивнул Кузьма Григорович и принялся усиленно доедать второе.

Леонид ничего не понимал: что за странные пациенты у Кузьмы Григоровича – какие-то голодающие! Может, жертвы диеты? Тогда точно больные – нормальный человек на диете сидеть не будет! В Леониде заговорил типичный Телец, обожающий вкусно поесть и не признающий голодовок и всяких там диет… Да, но Кузьма Григорович сказал, что он трудится на ниве удовлетворения естественных человеческих потребностей, а с каких это пор голод стал естественной человеческой потребностью?! Голодному жрать хочется, его кормить нужно, а не лечить. А может, они уже есть не могут? Непроходимость вдруг какая-нибудь, желудок барахлит, или там какой ливер не в порядке…

Леониду от этих размышлений аж не по себе стало. Он торопливо отхлебнул компота и с облегчением почувствовал, как тот прохладно заструился по привычному руслу.

Обед заканчивали в полном молчании. Есения уткнулась в свою тарелку. Видимо, опять задумалась о своем вчерашнем открытии. Кузьма Григорович сосредоточенно доедал, тоже не поднимая глаз. Потом, отставив пустые тарелки, спросил:

– Ну что, пойдемте домой, теперь неплохо бы соснуть часочек?

– Да нет, нам еще нужно посмотреть комнату для Есении, – отказался Леонид. – Мы пойдем в поселок.

– Ну ладно, а я пошел на боковую – люблю отдохнуть после обеда! – опять весело сказал Кузьма Григорович, и уже на выходе пробасил в сторону кухни: – Спасибо, хозяюшки, ублажили!

Леонид с Есенией следом за ним вышли из столовой и не спеша отправились по аллее в поселок – посмотреть комнату для Есении.

Улицу, указанную в записке, они нашли сразу, но дом искали долго. Он, как потом оказалось, стоял в глубине сада, а на заборе не было номера.

Наконец, какая-то проходившая мимо старушка, спросив их, кого они ищут, озадачилась, а потом хмыкнула:

– А-а, так вам, наверное, Охмнетыч нужен… – и махнула рукой вправо.

– Ахметыч? – удивился Леонид и глянул еще раз на бумажку с адресом, там было написано: «Несмеянов Прохор Дмитриевич» – вроде совершенно русское имя-отчество…

Прочитав вслух, он вопросительно посмотрел на старушку.

– Ну, я и говорю: Охмнетыч нужен… – сказала она. – Идите вон туда, аккурат в калитку упретесь.

Они поблагодарили ее и пошли по указанной дорожке, удивляясь странному прозвищу деда.

Забор, вдоль которого им пришлось идти, зарос кустами, и они не сразу заметили калитку. Толкнув ее, они вошли в «лесо-сад» – вокруг все было какое-то дикое, запущенное. По едва приметной тропинке они пробирались между кустов и вдруг обнаружили прямо перед собой двухэтажный деревянный домишко.

На крылечке сидел совершенно рыжий дед с всклокоченными, дыбом стоящими, волосами. Его «прическа» соответствовала окружающей обстановке.

Дед гладил примостившегося у него с боку большого, тоже рыжего полосатого кота и приговаривал:

– Ох, мне эти коты, все-то им спокойно не сидится! Нет бы в саду прибраться, травку пощипать. Так нет – все по кошечкам шастают! Вот и дошастался… Сиди теперь, да раны зализывай! Вон как тебя твои кореша изорвали из-за этой беленькой Мисюси. И чего ты в ней нашел?… Ох, мне эта Мисюся…