Ольга Егорова - Синдром Дездемоны

– Сомневаюсь, – задумчиво ответила Алька, – чтобы твой муж отпустил тебя в Питер «на разведку»…

– Еще бы! – горестно вздохнула в трубку Светлана. – В том-то и дело, что мне уходить из дома нужно сразу с ребенком… Чтобы уже больше не возвращаться! А на время своей поездки в Питер я не могу дочку никому оставить – ни родителям, ни подругам… Никому, кроме… тебя!

– Кроме меня… – как автомат, повторила Алька.

В трубке воцарилось тяжелое молчание.

Так вот, оказывается, в чем дело! Света хочет на время своего отсутствия в городе оставить ей на попечение своего ребенка. Растерявшаяся Алька чувствовала, как бегут секунды, и не знала, что ответить. В принципе, наверное, ничего страшного не случится, если она согласится приютить у себя ребенка на несколько дней… Тем более она сейчас все равно в отпуске и на этот отпуск у нее нет никаких грандиозных планов. Кроме разве что продажи квартиры и спасения брата!.. Но ведь ребенок не может ей помешать? Или все-таки может? Вот ведь как не вовремя обратилась к ней Света! Еще вчера она бы согласилась ей помочь, почти не задумываясь! Страха перед мокрыми пеленками и ночными кормлениями Алька не испытывала – хотя никакого опыта ухода за младенцами у нее не было, она в принципе не сомневалась, что справится. Нет, дело совсем не в этом…

– Аллочка, я прошу тебя, – со слезами в голосе проговорила Света.

Алька вздохнула. Ну как отказать? Не станет же она сейчас объяснять Светлане – чужому в общем-то для нее человеку, – что ее брат задолжал каким-то «крутым и серьезным людям» двадцать тысяч долларов, что теперь его хотят убить и Альке нужно срочно заниматься продажей квартиры, чтобы этого не случилось!

– А… когда ты планируешь уехать? – осторожно спросила Алька, прощупывая почву.

– Вообще-то я собиралась дня через два-три, – неуверенно ответила Светлана. – Понимаешь, мне тянуть с этим никак нельзя. Тем более Олег что-то чувствует, о чем-то догадывается, мне кажется…

– Олег – это твой муж? – спросила Алька. Спросила только для того, чтобы протянуть время.

– Муж, – ответила ее собеседница и замолчала в ожидании.

– А сколько ей… твоей дочке, месяцев? Или недель?..

– Вот буквально вчера месяц исполнился! Да она у меня очень спокойная, спит все время, с ней, Аллочка, никаких проблем! Кушает хорошо, никогда не срыгивает, газами в животике не мучается!

– Не срыгивает, – повторила Алька.

Нужно было решаться.

– Хорошо, Света, – сказала она, вздохнув. – Я… В общем, можешь привозить свою девочку ко мне! Ты адрес знаешь?

– Нет, – оживилась Светлана. – Адреса не знаю, я только знаю, что ты неподалеку от Битцевского парка живешь, мне мама твоя давно уже говорила…

– Записывай адрес, – велела Алька. – Значит, дня через три ты ее ко мне привезешь? И надолго?

– Нет-нет, что ты! Я туда и обратно… Ну максимум дня на три!

Пока Светлана записывала адрес, Алька соображала: в принципе через три дня, если очень постарается, она уже успеет продать квартиру. По крайней мере взять залог – это уж точно! Жилье сегодня хорошо раскупается, только цену нужно приемлемую поставить и риелтора хорошего, бойкого подыскать. Сразу из квартиры ее выселять не станут, хотя бы неделю ведь дадут на переезд! И даже если предположить, что Света в Питере задержится, она все равно успеет приехать до тех пор, пока Альке придется переезжать к родителям…

Голова у Альки шла кругом.

Ну и отпуск, подумала она. Самый яркий и запоминающийся отпуск за всю ее жизнь! Думала, будет целый месяц скучать под тоскливый аккомпанемент мартовской капели. А оказалось…

Повесив трубку, она долго сидела в тишине, прислушиваясь к тихому дыханию заснувшего на незастеленном диване брата. В окно стучали капли – то ли снег, то ли дождь, и ветер тихонько завывал, раскачивая голые ветки деревьев. В тусклом свете вечерних фонарей эти деревья казались какими-то загадочными, сказочными существами, заколдованными посланниками мрака…

Все будет хорошо, напомнила себе Алька. Главное – успеть до конца недели отыскать нужную сумму денег. Главное – спасти Палыча, а уж с ребенком она как-нибудь справится… Подумаешь – ребенок!

– Ничего, Тихон Андреич, не переживайте! Вот увидите, пройдет неделя-другая, и отеческие чувства непременно в вас проснутся! Вы свою дочку полюбите так, что просто жить без нее не сможете! – месяц назад пообещала Тихону няня, необычное имя которой он все никак не мог запомнить.

Называл ее все время неправильно – то Ладой, то Адой, то Аней, а имя Лана все никак не хотело приживаться в его памяти. Тихон злился, а няня с необычным именем реагировала спокойно, даже когда поправляла его в сто двадцать девятый раз. Нервы у нее были просто железные. И неудивительно – с обычными человеческими нервами на такой работе человек бы просто не выдержал!

В первый же вечер совместного проживания Тихон с няней заключили пакт о ненападении и поделили территорию. Няне досталась лучшая половина квартиры – гостиная и бывшая супружеская спальня с огромной кроватью, на которой она разместилась с ребенком. Кровать была настолько большой, что при желании на ней можно было разместить еще пару-тройку таких вот нянь и дюжину младенцев. Покупать детскую кроватку Тихон наотрез отказался, мотивировав свой отказ тем, что ребенок находится в квартире временно. Тихону же досталась половина квартиры, практически непригодная для жизни, – две комнаты, в которых шел ремонт. Одна из них по окончании ремонта должна была превратиться в его личный кабинет с кожаной мебелью, письменным столом и кучей оргтехники, другая – в комнату для гостей с широким диваном, телевизором и шкафом для одежды. Пока же ничего этого не было – ни дивана, ни телевизора, ни оргтехники, ни шкафа. А были только одни голые, ободранные стены, от которых каждый звук отражался гулким эхом, и две раскладушки, на которых иногда ночевали задержавшиеся допоздна в квартире рабочие. Вместо телевизора – оконный проем и затянувшийся до бесконечности сериал под названием «Серое небо». «Серое небо» менялось в зависимости от времени суток на черное, голубое или розовое, в остальном же не было никакого разнообразия.

Тихон скрепя сердце терпел все эти неудобства, надеясь от всей души на то, что рано или поздно рабочие поимеют совесть и закончат наконец ремонт, который длился уже без малого пять месяцев. Рабочие – это была отдельная грустная песня, и Тихон, у которого с появлением в квартире ребенка и без того нервы были на пределе, старался поменьше обращать внимание на их отлучки и неявки, справедливо рассудив, что толку от этого не будет никакого.

Территория, на которой проживала няня с ребенком, и территория, на которой поздним вечером и ночью обитал Тихон, а днем – полупьяные работяги, были отделены друг от друга большим холлом и кухней, что делало совместное существование если не приятным, то по крайней мере возможным. Одна беда – ванная и туалет были общими. Иногда, входя туда по утрам, полусонный, взъерошенный, с ломящими от непривычки спать на раскладушке боками Тихон натыкался либо на запертую дверь, либо на младенца в компании давно уже бодренькой няни, обмывающей ему попу. В розовых, мокрых и щуплых ягодицах ребенка отражался свет потолочной лампы, на лице няни сияла улыбка, недвусмысленно намекающая на то, что нет в жизни большего счастья, чем отмывать по утрам эту розовую блестящую попу от какашек. От этого зрелища к горлу подступала тошнота, и общее состояние и без того расстроенного здоровья Тихона резко ухудшалось. Няня, увидев в ванной Тихона, заливалась радостным улюлюканьем: