Маргот Бленд - Мадам Марракеш

Исмаил повел их вверх крутыми узкими улочками. Скоро они почувствовали запах горящего древесного угля, разогретого масла, жареной рыбы и свежей мяты. Улочка резко свернула на неширокую площадку. С одной стороны там стояли прилавки с сияющими медью противнями золотисто-коричневой жареной рыбы. На другой стороне были видны будочки, примерно три фута высотой и площадью пять на десять футов. Что-то вроде киосков. Перед каждым на корточках сидел человек и колдовал над жаровней. Вдоль стен были поставлены низкие лавки, на которых сидели и ели люди. В одной руке тарелка, другой ест. Никаких приборов, кроме пятерни. Перед некоторыми будками расположились пары, тихо играющие в шахматы или нарды. Рядом стояли стаканы с мятным чаем.

Чендлер остановился и с серьезным лицом посмотрел на Френки и Карлотту.

– Если хотите, можно пообедать и здесь. Это прибавит вам материала для лекции о местном колорите, которую вы прочтете в женском клубе по возвращении домой.

Исмаил в ужасе расширил глаза.

– Но, мсье…

Чендлер наконец улыбнулся.

– Я, конечно, шучу, Исмаил. Он повернулся к дамам.

– В местном общепите женщины являются персонами очень и очень нон грата. Им нельзя есть вместе с мужчинами, они едят после. То, что останется. Поэтому, пошли отсюда, и, если вы будете себя хорошо вести, я, так и быть, подкину вам пару куриных ножек от моего обеда.

Официант принес на террасу кофе. Чендлер откинулся на стуле и закурил короткую тонкую сигару.

– Да, недурственным обедом нас здесь накормили. Я все боялся, как бы наши девушки не похудели, и оставил, особенно для тебя, Френки, очень мясистую куриную ножку.

Джереми сидел с закрытыми глазами, подставив лицо солнцу. Уже давно, очень давно он не чувствовал себя так умиротворенно. Первое, что он заметил, придя в отель, – это исчезновение белого автомобиля. И с ним исчезла из его жизни Макси. Навсегда.

Не открывая глаз, он шарил рукой внизу в поисках Бриджит и, найдя, погладил ее. Она ответила ему стуком хвоста по полу.

– Тебе хорошо? Мне тоже. Итак, босс, какие у нас еще на сегодня планы?

– Если ты имеешь в виду меня, то я предпочел бы обращение «лидер» или «фюрер», на худой конец «дуче». А предлагаю я вот что. Э… я предлагаю совершить автомобильную экскурсию по городу. Под руководством Исмаила, разумеется. Такую неторопливую. У вас в Англии это, кажется, называется променад. С конечным пунктом, как я уже говорил, на текстильном рынке. Как? Согласны? Исмаил может появиться с минуты на минуту. Я назначил ему на четыре. Времени у нас как раз закончить кофе, а вам, девушки, еще надо пойти и припудрить свои носики. Вот вы знаете, меня постоянно мучит один серьезный вопрос: почему женщина всегда хочет пи-пи именно в тот момент, когда уже пора выходить?

Френки пожала плечами.

– Наверное, лучше поздно, чем никогда. К несчастью, мы устроены так, что к стеночке не пристроишься. А почему, например, мужчины предпочитают делать пи-пи чаще всего на свежем воздухе? Видимо, в них просыпается животный инстинкт. Дело в том, что в своей эволюции они не слишком далеко зашли.

Чендлер улыбнулся.

– Отлично. Согласен на ничью. И пойдем все, и дружно сделаем пи-пи. Встречаемся во дворе минут через десять.

Автомобиль двигался по сравнительно широкой улице старого города, медленно лавируя между группами оживленно беседующих мужчин, женщинами в чадрах, величаво плывущими в толпе, и вечными осликами с их вечной поклажей. Рядом с Чендлером сидел Исмаил, остальные сгрудились сзади.

– Это Андалузский квартал, – пояснил Исмаил, – здесь столетия назад обосновались выходцы из Испании.

Через некоторое время он заговорил снова.

– А здесь еврейский квартал. Говорят, евреи жили здесь даже раньше, чем был построен этот город. Обратите внимание, мужчины здесь носят черные тарбуши, а женщины ходят без чадры.

После долгого петляния по лабиринту улиц, они наконец выехали на прямую немощеную дорогу. По обе ее стороны шли длинные одноэтажные строения.

– Это и есть район текстильщиков, – сказал Исмаил. – Дальше не поедем, остановимся здесь.

Они медленно пошли вдоль грязной дороги, изрытой глубокими колеями. Из открытых дверей каждого здания раздавались отрывистые ритмические звуки. Исмаил остановился у одной из таких дверей и подал знак войти. Внутри их встретил человек в белом тюрбане, надетом поверх капюшона. Он обеими руками показал, как рад видеть гостей.

Все помещение было заставлено ткацкими станками, свободными оставались только узкие проходы между ними. За каждым станком сидел ткач. Он быстро и ловко работал руками и ногами. Примерно в пяти ярдах от станка располагалась деревянная стойка со шпульками, от нее к станку шли десятки туго натянутых прозрачных шелковых нитей. Рядом со шпульками находился другой рабочий, который подавал эти нити синхронно с движениями станка. Снизу станка медленно выползала искрящаяся парча, изысканного рисунка.

– Только мастер, – Исмаил старался перекричать шум станков, – а человек, который нас встретил, и есть мастер, знает узор каждой модели. Они нигде не зафиксированы, только в его голове. Ткачи тоже не знают рисунка, который ткут. Они работают по номерам, которые задает им мастер. Пойдемте, я покажу вам готовую парчу.

Они вышли на улицу и прошли в помещение административного типа. Служащий встретил их поклоном и немедленно выложил на прилавок образцы серебристо-голубой и золотисто-алой парчи.

– Каждый кусок, – пояснил Исмаил, – имеет длину ровно три метра. Это длина кафтана. Я попрошу сейчас его показать вам шелк, специально изготовленный для свадебных одежд.

Он что-то сказал по-арабски служащему, и тот выложил кусок шелка цвета полуночной голубизны. В круге, в центре куска, как раз там, где начинается кафтан, то есть у шеи, был золотом выткан тонкий кружевной рисунок. Такой же рисунок был выткан и внизу, там, где кафтан застегивается на сотни маленьких пуговок.

Карлотта ласково погладила шелковую ткань.

– Свадебный наряд мне вряд ли окажется нужен, а вот парча… Какое вечернее платье из нее получилось бы! А впрочем, когда это еще мне доведется снова надеть бальное платье.

Она незаметно вздохнула.

Джереми исподтишка наблюдал за ней. Было видно, что она расстроена.

– Еще как доведется, – невольно вырвалось у него, – особенно если ты сошьешь себе платье из вон того, цвета серебристой морской волны.

Он указал на образец, лежащий на полке. Продавец тотчас снял и развернул его перед ними. Казалось, что по прилавку разлилось маленькое море, мерцающее в лунном свете. Джереми взял его и приложил к Карлотте.

– Это очень идет твоим чудесным каштановым волосам.