Джеки Коллинз - Шансы. Том 1

— Нас кто-то заложил, — шепнул Алдо в полицейском пикапе по дороге в участок. — Это совершенно ясно. Кому ты что-нибудь говорил?

Джино со злостью потряс головой.

— Какого черта! Что значит «ты говорил»?! Я никому не сказал ни слова, тупая твоя башка. А вот кому проболтался ты?

Их записали в какую-то книгу и развели по камерам. У Джино заурчало в живете. Опять его заперли! Это уже непереносимо. И на этот раз не в приюте для мальчиков. На этот раз все стало гораздо серьезнее.

Остров Уэлфер. Грязь. Мерзость. Крысы размером с домашнюю кошку. Отвратительная пища. Переполненная камера. И сокамерницы — с набором всех мыслимых болезней. Вши. Клопы. Блохи. Гонорея. И надзирательницы, так и выискивающие взглядами тех, кто послабее и не может постоять за себя.

Наука выживания здесь давалась Карри с трудом. Через две недели после прибытия она впервые испытала на себе весомость старосты камеры — какой-то простоволосой деревенщины со злыми бегающими глазками.

Была ночь, и Кэрри пыталась уснуть, лежа в битком набитой камере на неудобной койке. Внезапно она ощутила, как на нее наваливается какая-то тяжесть и чьи-то руки начинают шарить по ее груди.

— Какого черта! — Легкая дремота тут асе слетела с нее.

— Заткнись и лежи тихо, — негромко предупредила ее рыжая баба, вдавливая тело Кэрри в тощий матрац. — Сейчас мой палец оттрахает тебя так, как не удавалось еще ни одному парню.

— Убирайся! — зашипела на нее Кэрри. Рыжеволосая староста камеры была поражена.

— Да ты смеешься?! Любая из здешних девчонок дала бы отрезать себе левую сиську, только бы я ее приласкала. — Большим и указательным пальцами она принялась тереть сосок левой груди Кэрри. — Я же хочу сделать тебе приятное.

Кэрри удалось освободиться из-под нее и соскочить с койки на пол, где она присела на корточки, оглядываясь по сторонам.

— Убирайся от меня, слышишь? Оставь меня в покое!

— Тупая чернушка. Ты сама не знаешь, что тебе нужно. Вот уж не думала, что наступит такой день, когда от меня отвернется грязная черномазая потаскуха.

— Я не сплю с женщинами, — сплюнула Кэрри. Она могла бы еще добавить: причем с такими жирными, с такой сальной кожей, зловонным дыханием и, по слухам, с пристрастием к наркотикам.

— Все когда-нибудь начинается с первого раза, — продолжая ее уговаривать, не отступала рыжая. — Если не хочешь навредить себе, не отказывайся от моих услуг. Ясно, чернушка?

Кэрри передернула плечами.

— Подыщи себе кого-нибудь другого. Мне ты не нужна.

Произнося эти слова, Кэрри отдавала себе отчет в том, что на них все не закончится. Так оно и вышло. На следующий день с ней никто не захотел разговаривать. Прошел слух, что Кэрри обидела старшую, а для сидевших в камере женщин этого было более чем достаточно. Кому нужны неприятности? Так что на утро ее никто не замечал. Она как бы прекратила существовать для окружающих. До этого остров Уэлфер был отвратителен сам по себе. Теперь он сделался непереносимым.

По ночам Кэрри лежала на койке, не имея возможности заснуть, полная страхов, абсолютно одинокая и почти готовая сдаться. Она уже не видела в своей жизни особого смысла. За какое преступление она находится здесь? Почему Господь оставил ее?

Снова и снова размышляла она о том, какой могла бы быть ее жизнь. И невольно она сравнивала свои мечты с тем, что есть, с тем, в кого превратилась она сама. Рыжая оказалась права: грязная черная потаскуха, вот что она теперь такое. Вскоре Кэрри начала строить планы относительно того, как одним махом покончить со всем этим, и именно мысли о смерти давали ей силы жить.

Однажды в банный день, когда Кэрри вошла в душевую, там сразу же наступила необычная, неожиданная тишина. Женщины окидывали ее странными взглядами, кое-как набрасывали на себя одежду и торопились побыстрее выйти.

Кэрри охватило предчувствие беды. Но за последнее время это предчувствие стало такой неотъемлемой частью ее жизни, что она не обратила на него никакого внимания. Взяв в руку кусок карболового мыла, она принялась яростно растирать им свое тело: под мышками, между ног. Стремление оставаться чистой превратилось в некую навязчивую идею.

— Привет, чернушка.

В душевую вошла Рыжая, ее сопровождали еще четыре женщины.

За прошедшие с той ночи в камере шесть дней — первые обращенные к Кэрри слова.

— А знаешь, — Рыжая оскалила в усмешке зубы, вылезая из тюремного платья, — я решила не держать против тебя зла — ты же такая глупенькая. — Сняв лифчик, она обеими руками приподняла свои мощные груди. — Я хочу, чтобы ты их пососала, — скомандовала она.

Положив на деревянную скамеечку мыло, Кэрри попыталась выскользнуть из обложенной кафелем кабинки для душа.

— Не стоит так торопиться, ласточка моя. Двое ее подруг, каждая со своей стороны, двинулись в кабинку.

— Положите ее на пол, — послышался новый приказ старосты, — и раздвиньте ей ноги.

В сопротивлении не было ни малейшего смысла. Все четверо навалились на Кэрри, распластали ее на покрытом плиткой полу. Рыжая улыбалась.

— А теперь, дурочка, из чистой доброты хочу научить тебя одной-другой интересной штучке.

В такой позе они продержали ее более часа, по очереди пихая ей в лоно все, что попадалось им под руку. А под конец Рыжая уселась на Кэрри верхом и принялась яростно мастурбировать.

Выходя из душевой, женщины громко смеялись. Веселенькое получилось сегодня утро!

Кэрри была неподвижна. Лежа на спине, она смотрела, как капля за каплей падает из душа вода, и беззвучно призывала к себе смерть. С нее хватит. И после этого жить? Нет, она готова к тому, чтобы жизнь ее тут же закончилась.

Часа через два се обнаружила надзирательница лежащей в той же позе, посиневшую от холода, с кровью на бедрах.

— Боже милостивый! Кто это с тобой сделал? Кэрри ей не ответила. Не произнесла она ни слова и в последующие две недели, без всякого движения лежа на койке в тюремной больнице. Все-таки там немного лучше, чем в камере.

Когда ее выпустили из больницы, она также молча вернулась к своим сокамерницам. Те старались не встречаться с нею взглядами и по-прежнему не обращались к ней ни с единым словом. Кэрри это больше не волновало.

Она вырабатывала в себе новую черту характера. Ненависть. Это сильное, всезахватывающее чувство; в изредка сотрясавшая ее нервная дрожь служила для окружавших Кэрри предупреждением держаться подальше.

В один из дней она приняла решение. Когда она выйдет отсюда, то для разнообразия сама займется своим будущим. Она станет самой крутой, самой неотразимой, самой опасной и самой преуспевающей в своем деле профессионалкой.

Зима уже полностью вступила в свои права, когда Кэрри наконец вышла за ворота тюрьмы. Она провела на острове шесть месяцев — в два раза дольше, чем гласил приговор, но на Уэлфере никогда особенно не кичились заведенным в канцелярии тюрьмы порядком. Кэрри похудела на восемнадцать фунтов, а это означало, что теперь от нее остались только кости, обтянутые посеревшей от плохого питания кожей. Волосы на голове коротко острижены — меньше проблем со вшами.