Чейенн Маккрей - Она выбирает любовь

Лайра снова осмотрелась. Ей вдруг показалось, что она никогда не покидала общину, что не было никаких пяти лет вне ее пределов. Ее окружали все те же картины: покорные и понурые сектанты в грязных робах.

Вместе с запахом хвои ветер принес и хорошо знакомые Лайре запахи фермы. И звуки были очень знакомые. Где-то вдалеке мычала корова, время от времени слышалось блеяние овец, а также кудахтанье кур.

Небо начало постепенно затягиваться тучами, похожими на сбившихся в отару овец, и в воздухе запахло дождем. Солнце скрылось, но горные пики еще не успели исчезнуть за надвигавшейся темной армадой – они по-прежнему с ожесточением впивались в небо своими острыми зубцами. Хотя сейчас стоял июль, было довольно прохладно. Лайра уже отвыкла от такой погоды, поэтому быстро замерзла. Пытаясь согреться, она то и дело потирала ладони и плечи. Она успела отвыкнуть от орегонского климата, но тот кошмар, в который превратилась здесь ее жизнь, наверное, останется с ней навсегда.

Лагерь – в нем насчитывалось около сотни палаток – занимал довольно обширную территорию. Все палатки располагались концентрическими кругами вокруг небольших площадок, на которых сектанты работали.

На территории лагеря недавно было начато строительство еще одного храма. В его постройке принимали участие почти все жившие в общине мужчины и мальчики-подростки. Но пока храм находился на начальной стадии строительства: был заложен только его фундамент и выстроен каркас, который в скором времени предстояло обшить деревом.

Вокруг строившегося храма бегали стайки полураздетых детишек. Они собирали щепки и маленькие дощечки, которые потом можно было тоже как-нибудь использовать. Здесь любой мелочи находили применение. Девочки лет десяти – двенадцати присматривали за совсем маленькими детьми, едва научившимися ходить.

Жившие в общине дети не получали никакого образования, кроме «домашнего». Что им могли дать их родители, то они и получали.

И заодно с этим им надлежащим образом промывали мозги.

Женщины в секте должны были заниматься делами, которые «соответствовали» их женской природе. Сердце Лайры екнуло в груди, когда она увидела двух молодых женщин, бывших своих подруг. Они были ее ровесницами, но сейчас выглядели гораздо старше своего возраста. Их лица обветрились и покрылись темным загаром, руки загрубели и сделались красными. Но самое главное – их глаза были лишены живости, любопытства и чего-то еще очень важного, чему Лайра не могла дать названия. Когда Лайра проходила мимо, они на несколько секунд оторвались от своих дел, проводили ее равнодушными, безучастными взглядами и снова взялись за работу.

Одна из этих женщин обчищала кукурузные початки, другая помешивала в котелке какое-то красное варево. Судя по запаху, это были бобы. А третья женщина обдирала перья с куриных тушек.

– Они готовятся к празднику, – сказал Нил, словно прочитав ее мысли. Он почти всегда мог угадать, о чем она думала, и, получив подтверждение тому, что не ошибся, очень радовался. Вот и сейчас на его лице появилась самодовольная улыбка. – После того как мы с тобой соединимся, в общине будет пир.

Тут Лайра вдруг заметила красивую женщину с точеной фигуркой и длинными каштановыми волосами, собранными на затылке в хвост. Она возила по очень старой, если не сказать, старинной стиральной доске какую-то грязную тряпку. Таз, которым она пользовалась, похоже, был также перенесен сюда прямо из времен первых американских поселенцев. Все движения этой женщины были какими-то механическими, а карие глаза смотрели вдаль. Можно было не сомневаться: кололи наркотиками, так как вряд ли она оказалась в секте по доброй воле.

– К сожалению, – снова заговорил Нил, перехвативший взгляд Лайры, – Глория все никак не может понять, что ее место здесь, в общине. Но придет время, и она привыкнет к своему новому дому. – Он улыбнулся, взял Лайру за руку. – Ты тоже ведь не сразу приняла то, что тебе предлагала судьба. Но теперь ты знаешь, где твой настоящий дом.

К Нилу и Лайре приблизился молодой человек, ровесник Лайры, и лицо настоятеля расплылось в широкой улыбке. Лайра сразу же узнала этого парня. Когда ее впервые привели в секту, Джейсону было семнадцать. Он был на несколько лет старше ее и, как сын настоятеля, пользовался особыми привилегиями. Джейсон всегда относился к ней очень хорошо. Но теперь, судя по холодному, недружелюбному взгляду голубых глаз, было совершенно ясно: что-то поменялось в его отношении к ней. Лайра даже сжалась от обжигающей ненависти, исходившей от Джейсона.

Когда же он перевел взгляд на отца, холод исчез из его глаз и сменился радостью и почтением.

Нил похлопал сына по спине, затем посмотрел на Лайру.

– Ты должна помнить Джейсона, я уверен.

– Разумеется, я помню его, – глухо проговорила девушка.

– Стоя рядом с пророком, надо склонить голову, – повелительным тоном изрек Джейсон.

Щеки Лайры мгновенно покрылись ярким румянцем, и она прикусила язык, чтобы не сказать что-нибудь грубое.

– Да, Джейсон, конечно. – Она опустила голову.

– Джейсон – моя опора и надежда, – с гордостью заявил Нил.

Украдкой взглянув на молодого человека, Лайра заметила то самое выражение, которое появилось на лице Джейсона, когда он увидел ее, – бешенство под маской смирения.

Нил снова похлопал сына по спине.

– Мне кажется, что строителей храма нужно поторопить – следует работать быстрее, – сказал Нил с улыбкой.

Джейсон кивнул:

– Твое пожелание будет сейчас же исполнено, отец.

– Ты моя гордость, Джейсон. – Нил посмотрел сыну прямо в глаза.

Джейсон склонил голову и, резко развернувшись, зашагал к храму.

Нил тихо рассмеялся:

– Только наш ребенок сможет превзойти Джейсона, и я уверен, никого в жизни я не буду любить больше, чем его, никем не буду так гордиться, как нашим сыном.

Лайра в растерянности заморгала. Теперь ей стало понятно, почему Джейсон так возненавидел ее. О пророчестве и «новом мессии» знали немногие, но Джейсон, похоже, принадлежал к их числу.

Лайра бросила взгляд в сторону – и на мгновение замерла, тотчас же забыв о Джейсоне и ею ненависти.

– Мама… – прошептана она, увидев женщину, которая много лет назад привела ее с собой в секту. У Лайры все перевернулось в груди.

Прошло всего лишь пять лет, но за это время Сара изменилась почти до неузнаваемости. Пять лет назад это была молодая, цветущая и очень привлекательная женщина. Теперь же назвать ее женщиной можно было лишь с очень большой натяжкой. Седая неопрятная старуха с потухшим взглядом – вот в кого превратилась ее мать из-за своего слабого, безвольного характера и склонности впадать в зависимость от более сильных, но далеко не всегда добрых и порядочных людей. Ее зеленые – такие же, как у Лайры, – глаза стали водянистыми и совершенно пустыми, как будто она никого не видела и никого не узнавала.