Наталья Андреева - Дети белой богини

Герман позвонил через несколько дней и при­гласил к себе в прокуратуру. Завьялов удивился, но пошел. Что еще придумал бывший друг? Уж не к себе ли хочет его устроить?

- Нет - вздохнул Горанин. И поспешно доба­вил: - Пойми меня правильно. Твое здоровье...

- Ну да! - перебил Завьялов.

- Хочешь работать страховым агентом?

- Кем-кем? - удивился он.

- Страховым агентом. Ограничений по здо­ровью нет, большой нагрузки тоже. Сейчас мно­гие страхуют свои дачи. Лето было жаркое, су­хое. Дома горели, как спички.

- Да, я помню, - поморщился Александр. При воспоминании об июльской жаре голова вновь нестерпимо заболела. — У соседей тоже дача сго­рела.

- Ну, вот видишь! Страховая контора расши­ряется, хотят открыть филиал у нас на Фабрике.

- Ты хотел сказать: у вас на Фабрике, - попра­вил Завьялов.

- Да хватит тебе к словам цепляться! У вас, у нас. Открывают филиал. И точка.

- Это женская работа. Хочешь меня унизить?

- Я хочу тебе помочь. Ты человек умный, с высшим образованием. По домам ходить не труд­но. Тебе привычно и на Фабрике тебя все знают.

- А как же инвалидность? Врачебная комис­сия признала меня никуда не годным.

Завьялов заметил тревогу в глазах Горанина. Неужели и тут без Германа не обошлось? Уважа­емый Герман Георгиевич поспешил отправить друга на пенсию? Во избежание неприятностей.

- А ты сам как считаешь? - осторожно спро­сил Горанин. - Можешь работать или нет?

- Надо попробовать, - вяло сказал Завьялов. -Не в художники же.. Жена говорит, что я бездар­ность.

- Где бездарность, а где и... - не удержался Герман.

Видел он рисунок, точно! И записал друга Зяву в прорицатели. Но предсказывать убийства что-то неохота. Опасное это занятие.

- Ладно, звони, — буркнул он.

- Ну вот и отлично! - обрадовался Герман. -Только учти, это не завтра. Пока они откроются, пока обучишься. Главное - застолбить место. Желающих много. Зарплата у них крохотная, но зато процент от сделки солидный. И проездные.

- У меня проезд бесплатный, — напомнил Александр.

- Ах, да! Я, Зява, не могу воспринимать тебя как больного человека. Для меня ты по-прежне­му Сашка Завьялов, молодой, энергичный, талан­тливый. Кто за меня контрольные-то писал? - лихо подмигнул Герман.

- Так и бывает: одни контрольные пишут, а другие на их горбу в большие люди выезжают, -не удержался Завьялов.

- Ох, и язва ты, Зява! Ох, и язва! - покачал головой Герман и, сняв телефонную трубку, за­рокотал: - Мне бы Валентину Владимировну... Валюта, ты? Привет. Горанин беспокоит. Как жизнь, как здоровье? Мое? Здоровье мое на бук­ву «ха», только ты не подумай, что хорошее. Да шучу я, шучу! Что мне сделается!

Шутки его были пошлые, но женщины все равно смеялись. Александр представил себе, как на том конце провода зашлась в хохоте полногру­дая Валюта. Видел ее мельком, но лицо не за­помнил. Крупная женщина, высокая, под стать Горанину. За считанные секунды Герман догово­рился, что подвезет сейчас своего человечка. Он так и сказал: «человечка». Потом положил труб­ку, подмигнул:

- Ну, вот и все. Поедем, я: тебя с будущей на­чальницей познакомлю. Мировая баба, между прочим.

- А не мировые бабы у тебя есть?

- Всяких хватает, - усмехнулся Герман.

Ехали в контору, или, как модно сейчас гово­рить, в «офис» на иномарке Горанина. По дороге думал: «Зачем Герман это делает? Из-за Маши? Хочет убедить друга, что оба они не соврали? Что отношения между ними только деловые? По ло­гике вещей все обстоит именно так: налицо сго­вор». А логика капитана Завьялова никогда еще не подводила.

«Офис» оказался темной, мрачной комнатой с обшарпанной мебелью, а Валюта улыбчивой брю­неткой лет сорока. Орлиный нос, яркие губы, на пышной груди огромный золотой крест лежал, как на подносе. Увидев Германа, она поднялась из-за стола и, оглядев его с ног до головы, сказала:

- Хорош! Сколько не виделись? Не звонишь, не заходишь.

- Я работаю, - важно сказал Герман и попра­вил галстук.

Подошедшая Валюта, никого не стесняясь, чмокнула его в щеку. Так вкусно, что сидевшая за соседним столом худосочная девица невольно облизнула губы.

- Вот мой товарищ, Завьялов Александр Алек­сандрович, - сказал Герман, положив руку ему на плечо.

- Это про которого в газете писали? - прищу­рилась Валюта.

- Он самый.

-Что ж. Можно попробовать. Мне многие звот нили, но в память о нашей давней дружбе...

- Выходит, я злоупотребляю? - улыбнулся Гер­ман.

- Да ты, шельмец, всем злоупотребляешь. И всеми. Ну да ладно. Тебя все одно не передела­ешь. Жениться-то не собрался?

- Разве что на тебе. Да ты ведь откажешь!

- А вдруг да не откажу?

Они кокетничали друг с другом как люди, между которыми давно все решено, и потому можно теперь чувствовать себя свободно. Окружающие прекрасно это понимали. Завтра весь город узнает: Горанин приходил к бывшей лю­бовнице устраивать кого-то на работу, а потом сказал: «С меня ужин в ресторане». Поход в рес­торан тоже будет обсуждаться со смакованием всех подробностей. Что ели, что пили, сколько раз танцевали и куда потом поехали. Самое интерес­ное, что Германа никто не осудит: лихой мужик. А Валюте все кости перемоют. Но ей, похоже, все равно. Она свободная видная женщина, при должности, при своей квартире, и случаем вос­пользуется обязательно. К такой женщине никто не подступится. Только Герман, который уверен в собственной неотразимости на сто один про­цент. А Валюта ждет, по лицу видно. Его ли, кого другого, но ждет.

- Сколько я тебе должен? - спросил Завьялов у Германа, когда они вышли.

- Да брось! - отмахнулся Герман. - Пустяки.

- Но ты же в ресторан ее собрался вести.

- И что?

- А потом еще куда-нибудь.

- Куда-нибудь... Эх, Зява, ты прямо, как дев­ка красная! В нашем возрасте пора называть вещи своими именами, - наставительно сказал Герман. .- Она приятная баба, чес-слово. Разу­меется, жениться я на ней не могу. И она это пре­красно понимает.

- А почему не можешь?

- Ну, ты как ребенок! - с откровенным удив­лением посмотрел на него Герман.

- Ах, да: никто не поймет.

- Вот именно. Ладно, забыли. Куда тебя от­везти?

- Тебе на работу надо, а я и на автобусе доеду.

- Ну, как знаешь. Если будут какие-то пробле­мы, звони.

- Скажи, есть вещи, которые ты не можешь?

- В смысле?

- В нашем городе. Где ты, похоже, царь и бог.

- Ну, Зява, ты преувеличиваешь!

- Да ничуть. Мне просто интересно, как люди этого добиваются?

Горанин молчал, лицо его было мрачно. Он уехал, так и не ответив на вопрос.

Неожиданно Завьялов заметил на противопо­ложной стороне улицы его. Высокого молодого человека в серой куртке, который тоже смотрел вслед уехавшему Герману. Парень сжимал кула­ки и что-то бормотал себе под нос. Он решил, что сказанное относится к Горанину. И, читая по гу­бам, понял суть. Парень посылал вслед уехавше­му следователю проклятия. Несколько минут они так и стояли, потом парень увидел, что с проти­воположной стороны улицы за ним внимательно наблюдают. Вздрогнув, разжал кулаки, поднял капюшон и быстрым шагом направился к авто­бусной остановке. Завьялов чуть ли не бегом пе­ресек улицу и - следом. Чутье подсказывало: он, человек, который также сильно ненавидит Гер­мана. Пока дошел до остановки, сильно запыхал­ся. Увидев его, парень поспешно отвернулся. По­дошел автобус. Парень сел в него, Завьялов тоже. Как в те времена, когда работал в милиции, по