Наталья Андреева - Дети белой богини

Завьялов уже не слушал. Как все переплелось! Не случайно пошел тогда за этим Павновым. Ин­туиция. Но он шел за будущим убийцей Германа, а оказалось, что Маши. Однако ничего еще не доказано. Должен быть хоть какой-то мотив.

- ... надо прекратить, - донеслось до него.

- Что, простите?

- Он появлялся здесь и после.

- После того как его выписали?

-Да.

- Это были амурные отношения?

- Я не бываю здесь по ночам,—повторила Еле­на Ивановна.

- А он бывал здесь именно по ночам? - спро­сил Александр, чувствуя, как закипает внутри.

- Не знаю. Не могу сказать.

- А кто может?

- Спросите у бабы Тани, у нашей санитарки. На ее глазах завязывался их роман. Или что там у них было...

- Хорошо, я спрошу.

- И Марина Парфенова должна знать. Хирур­гическая сестра.

- А, подружка. Как мне в голову не пришло! - пробормотал он.

Подруг у Маши было немного, в основном медсестры, что работали с ней в больнице. Бли­же всех - Марина.

Он поднялся:

- Пойду, пожалуй.

- Адрес-то вам нужен?

- Чей? - машинально откликнулся Завьялов, занятый своими мыслями.

- Да Павнова, чей же еще!

- Давайте. Пригодится.

Узнать адрес - не проблема. Герман наверня­ка уже узнал. Ведь он обещал навести справки. Ах, Герман, Герман! Плохо же ты расследуешь убийство жены лучшего друга! Надо будет зайти на днях, сделать тебе выговор.

Пометил себе в блокноте: - баба Таня, Мари­на, Алексей Митрофанов и Роза. И, разумеется, Михаил Сергеевич.

- У нас в городе говорят, что это маньяк, — сказала Елена Ивановна, провожая его до две­рей.

- А? Что? Простите, я после ранения хуже слышу, - развернулся он лицом к женщине.

- Говорят, что это дело рук маньяка, - громко и отчетливо сказала старшая.

- Не думаю. В любом случае, вам бояться не­чего.

- Вы так думаете?

- Ее убили не потому, что она работала в боль­нице. И отнюдь не случайно. Это не повторится.

- Беспокойно у нас стало, - продолжала Еле­на Ивановна. - Сначала в вас стреляли, потом ху­лиганить на Фабрике начали. И теперь вот убий­ство. Город лихорадит. Раньше было тихо.

Завьялов пожал плечами и вышел в коридор. Пахло хлоркой, обоняние у него после ранения стало особенно острым. Чуть не задохнулся. Обернулся: старшая сестра стояла на пороге сво­его кабинета. За ее спиной увидел окно. Окно... Лица не видел, на пороге просто стояла женщи­на. Представил вдруг, как все это было. Женщина в дверях. Лицо испуганно. Он. Разгневан. Толк­нул ее в кабинет, закрыл дверь. Потом увидел... Что увидел? Надо вспомнить тот рисунок. Какой рисунок? Его, ведь, не было. Утром плакат висел на стене. Галлюцинация. Всего лишь галлюци­нация. Или сон.

- Что с вами? - испуганно спросила старшая сестра. - Вам плохо?

-Да... что-то... нехорошо...

- Сердце?

- Нет. Голова болит.

- Я сейчас дам вам таблетку. - Елена Иванов­на метнулась было в кабинет.

- Постойте. У меня их полный карман!

- Дайте-ка, я взгляну, — требовательно сказа­ла она.

- Не стоит. Это просто от запаха. Хлорка. Сей­час все пройдет.

- Врачу давно не показывались?

- Я здоров, - отмахнулся он. - -На работу вот собираюсь. Только разберусь с этим делом.

- Напрасно вы,— сказала вдруг старшая. - Ее все равно не вернешь, а...

- Что? Что такое?

- Нет, ничего.

Старшая смотрела ему за спину, и лицо ее ме­нялось на глазах. Даже мелкие морщинки, каза­лось, разглаживались. Он обернулся. По больнич­ному коридору широко шагал следователь Гора-нин. Кожаная куртка на меху расстегнута, под ней темный костюм. Белая рубашка, галстук. Ему от­чего-то стало не по себе. Увидев его, Герман улыб­нулся:

- Что, Саша? Опередил меня? Добрый день, Елена Ивановна!

Та моментально преобразилась. Распрямила плечи и словно бы стала выше ростом, глаза за­сияли, во взгляде появилось кокетство. Герман тоже ласкал ее глазами: яркая женщина.

- Герман Георгиевич, вы тоже к нам? — пропе­ла старшая. - Я уже все рассказала вашему другу, но, может, чайку?

Этот великий маг и волшебник, Герман Горанин, оценив обстановку, пообещал:

- Обязательно. Но потом. Работа, Елена Ивановна, что поделаешь!

- На вас только и надежда, — продолжала ко­кетничать старшая сестра. - Уж вы нас защитите. А то в городе говорят — маньяк.

- Поймаем, - кивнул Герман, и обратился к Завьялову: - Ну что, Александр Александрович, как успехи?

- Ты с работы?

- Именно. И на работе. Решил допросить сви­детелей.

- Михаил Сергеевич в отъезде. А больные, которые в ту ночь предположительно не спали, уже выписались. Здесь только баба Таня.

- А зачем нам баба Таня? - прищурился Гер­ман. - Она у меня в списке не значится.

- У меня значится. Может, отойдем?'— Завья­лов покосился на старшую.

Та неохотно сказала:

- Не буду вам мешать. Если что, я у себя.

- Эффектная женщина, - заметил Герман, ког­да дверь за Еленой Ивановной закрылась.

- Ей лет сорок пять, и она уже бабушка.

- У красивой женщины, дорогой ты мой, нет возраста. Это завистники ведут счет ее годам.

- Я, по-твоему, завистник?

- Ты — безнадежный случай. Мужчина, кото­рый ни разу не изменил своей жене.

- Зато она мне, кажется, изменяла, — тихо ска­зал Александр.

- Ну-ну, - сразу насторожился Герман. - Что ты узнал?

- Помнишь, я спрашивал тебя о некоем Павле Павнове?

- Допустим.

- Оказывается, они были близко знакомы. Маша и Павел. Настолько близко, что он ходил к ней по ночам.

- Ходил к ней по ночам?! Ну, знаешь! Зява, да ты просто... Молодец, вот ты кто! Это мотив, да какой! Убийство из ревности!

- Постой, что ты несешь? К кому он мог ее ревновать?

- Да к тебе! Она же не хотела развода. Ведь так? Так. А он, видимо, настаивал. Давай раскру­чивать это дело, — решительно сказал Герман.

Энергия Горанина слегка напугала Александ­ра. В недобрый час появился Герман в больнице.

В коридоре со шваброй в руках, появилась баба Таня. Герман остановил ее:

- Одну минуточку, гражданка. У нас к вам пара вопросов. Надеюсь, представляться не надо?

Санитарка в ужасе уставилась на его галстук. Официальный тон Германа мог на кого угодно нагнать страху. Завьялов не раз присутствовал у него на допросах. Сильное впечатление.

-^ Зачем ты так? - сказал, поморщившись. И улыбнулся: — Баба Таня, может быть, мы в столо­вую зайдем? Там сейчас никого нет. У больных тихий час. До полдника еще есть время.

— В столовую так в столовую! — весело ото­звался Герман. И первым зашагал к дверям.

Баба Таня все еще крепко сжимала ручку швабры. И не двигалась с места. Для простой де­ревенской женщины старший следователь город­ской прокуратуры был чем-то вроде грома небесного. Всесильный и всемогущий. Пришлось вы­нуть швабру из сморщенной руки, поставить в угол. «Y женщины нет возраста», - вспомнилось вдруг. Бабе Тане под шестьдесят, но больные ее так и кличут: «Эй, бабка!» Деревенский труд кого угодно состарит раньше времени. Конечно, Гер­ман имел в виду красивую женщину, но кто ска­зал, что в молодости баба Таня не была хороша собой?