Наталья Андреева - Дети белой богини

- Да что вы! - засуетилась та. — Мы сейчас чайку...

Завьялов стал прощаться.

- Ты на Герку-то не серчай, - тихо сказала Евдокия Германовна. - Все одно его не изменишь. Девку-то его молодую я на дух не выношу. Кукла крашеная. Из-за того мы с ним и разъехались. А Аглая напрасно нос воротит. Не Герка ее не сто­ит, а она его.

С этим он мог бы поспорить, но мать есть мать. И потом - она приняла Веру. Это ее выбор, и надо его уважать.

- Ты бы зашел к нему, - продолжала Евдокия Германовна. — Он ведь разволновался вчера. Не чужие вы, да и мы с твоей матерью сколько лет в одном цеху рядышком простояли. Работа, она по­крепче родства связывает. Работой люди друг к другу лепятся, что кирпичи в кладке. Не разобь­ешь. А кирпичик выпал, так и стене упасть. Сту­пай к нему, Саша.

- Хорошо. Зайду.

- Вот сейчас и ступай. Да скажи, я сегодня здесь останусь. Надо Светланке роздых дать. Да и на Вере лица нет. Пусть выспятся, я с малень­ким посижу. Согрею, укачаю. А завтра домой по­еду, к отцу. Он без меня чисто дите малое. Про­сто беда. И скажи Герке-то, нужна буду, так я здесь. Ну, ступай. И Евдокия Германовна разма­шисто его перекрестила.

Где Бог, там и сила.

Закрывая за ним дверь, Вера Васильевна ска­зала взволнованно:

- Может, я лишнего наговорила. Устала очень. Насчет той ночи. Вы меня не слушайте. Мало ли что мне в голову взбредет. А что же Гера-то сказал?

... Горанин никого не ждал. Проводив мать, удобно расположился в спальне на втором этаже и смотрел телевизор, заедая зрелище домашними пирожками. Звонка долго не слышал. Когда, наконец, открыл, Завьялов буркнул:

- Привет. - И нехотя протянул руку. Понимал нелогичность своего прихода, но иначе поступить не мог. Чутье. Знаменитое чутье Александра Завьялова. Что-то было не то. И ри­сунки, и костюм, и ломик - все это звенья одной цепи, которая сковывает Германа. А если дать ему свободу? Втайне боялся услышать правду. Что-то здесь не то.

- Сашка, ты? Ну, проходи, - Герман крепко пожал ему руку.

- Я видел Евдокию Германовну.

- Ах, это она тебя послала! - протянул Гора­нин. - Ну мать! Вот ведь неймется! Все малень­ким меня считает, а я сам уже дед! С тем дружи, с этим не дружи. На той женись, а эту побоку. Буд­то до сих пор в куличики играю.

- Герман, я знаю, что Маша тебе звонила в ту ночь, - без всяких предисловий сказал Завьялов прямо у порога, потому что не знал, что будет дальше. И как будет. - Знаю, что ты был той но­чью в больнице. Знаю, что ты выбросил ломик в окно. Что ты подбросил его Павнову. И насчет куртки. Я разговаривал с Ириной Михайловной. Ты купил у них куртку и попросил Павла приме­рить. Я знаю... Словом, я знаю все.

- Ну, проходи, - спокойно сказал Герман. Слишком уж спокойно. Потом вздохнул, его паль­цы рассеянно пробежали по ключам, висевшим на гвоздиках. В холле, возле двери, была распис­ная доска, на ней ключи. От дома, от гаража, от машины. Сказал, словно пожаловался: - Соседи уехали в гости, а мне ключи оставили. Мало ли что? Видишь, какой брелок директор городского рынка навесил?

- Да-да, - рассеянно сказал Александр, гля­нув на женскую фигурку из серебристого метал­ла: обнаженная девушка кокетливо прикрывала руками неестественно большие груди. И не тро­нулся с места.

- Что стоишь, Саша? - мягко спросил Герман. -Ведь ты пришел отношения выяснять? Ну давай. Начинай. Но не на пороге же?

- Ладно, зайду. - Завьялов решительно про­шел в столовую. Остановился напротив плаката, где символы успеха — дорогая девушка и дорогая машина - рекламировали время, которое не сто­ит тратить на пустяки. - Ведь ты и про рисунок знаешь. Который был на том плакате. Ты видел его, Гора.

Герман присел на диван. И неожиданно спро­сил:

- Ты котят топил когда-нибудь?

- Котят? - удивился Александр.

- Или щенков.

- Да ты что? - он растерянно опустился в крес­ло. Что это с Гораниным? Ему про рисунок, а он про каких-то котят!

- А мне случалось. В детстве. Вот ведь вып­лывает один, и ты стоишь, смотришь. Продержит­ся, нет? И сколько продержится? А потом в тебе жалость просыпается. Как же! Все потонули, а этот стервец выжил! Вытащишь его, оботрешь, согреешь, напоишь молоком. Дальше — больше. Прикипит тебе к сердцу эта недобитая тварь и начинаешь с ней носиться. Нянчишься, лелеешь, вошкаешься с ней. И она к тебе льнет, хотя чует, что ты и есть ее главный враг, жизни лишить хо­тел. Как тут быть? А?

- Не знаю.

- И я не знаю! Ну, что ты еще нарыл? - резко сменил тон Герман.

- Про твои связи с мафией.

- Ах, это! Ну разумеется! Откуда же еще у меня такие деньги? Да, я беру взятки! Мало того, я изымаю из дела документы, взамен кла­ду другие. Сажаю невинных, в то время как виновные разгуливают на свободе. Меняю по­казания, подделываю подписи. Что еще? Мало? Я свой человек в прокуратуре. Карманный сле­дователь местных воротил. Был. Потому что теперь уже зам.прокурора. Но меняться не со­бираюсь. Занимаюсь все тем же: подтасовываю факты, давлю на свидетелей. А меня за это дви­гают.

- Какая же ты сволочь! — в сердцах сказал За-, вьялов.

- Ну-ну, Зява. Не горячись. Не все же такие честные, как Александр Завьялов. То есть не все такие дураки.

- Значит, коррупция в правоохранительных органах. И ты...

- Ба! Зява проснулся! Смешно, чес-слово! - перебил его Горанин.

- А мне нет, - отрезал Завьялов.

- Коррупция, коррупция, - разозлился вдруг Герман. - Все только о ней и говорят. Но как го­ворят? Истекая слюной, как о красивой публич­ной девке - все ее хотят, но не всем она по карма­ну! Оттого и ругают! Дрянь, проститутка! Мер­зость и гадость! Искоренить! Но тайно каждый вожделеет и при возможности не откажется! Что, разве не так? Да так! Так! Все дело в цене!

- Зачем ты убил Машу?

- Я убил? Ну ты, Зява, даешь! - покачал голо­вой Герман.

-А кто?

- Хорошо, я тебе скажу правду. Давай выпь­ем, что ли?

- Мне нельзя.

- Да брось! Хочешь меня раскрутить - согла­шайся.

- Ладно. Давай.

Он Ждал, пока Герман сходит за бутылкой и закуской и накроет на стол. Черт с ним. Пить, так пить. Горанин суетился, ходил из комнаты на кух­ню и каждый раз аккуратно прикрывал за собой дверь в столовую. Наконец уселся за стол. В бу­тылке плавали лимонные корочки, жидкость была желтоватой.

- Медицинский спирт, - пояснил он, наливая в огромные рюмки.

-Мне много, - покачал головой Александр.

- Пей. Легче будет. - И без всякого перехода: -Это Косой ее убил.

- Косой? -Нуда. -За что?

- Из-за наркотиков. Хотел потрясти медсест­ру, выгрести все из сейфа и исчезнуть. А у нее не было ключей. Косой сорвался и...

- Но почему Маша открыла входную дверь?

- Она ее просто забыла закрыть. За мной. Да! Я был там! Был! Пошел сразу же после ее звон­ка. Она хотела поговорить о тебе.

- Ночью?

- А что такого? Попросила помочь. Я вышел из больницы около часу. Маша была жива.