Линда Ховард - Он не ангел

Дреа выбежала из ванной, задыхаясь от горечи. Нужно поскорее навести красоту – высушить волосы и накраситься, нужно выглядеть как можно лучше и сексуальнее. Одним это было выше ее сил: так долго смотреть на себя… ну уж нет! Она автоматически влетела в гостиную и, понурившись, в нерешительности остановилась, как заводная игрушка со сломанной пружиной. Что теперь? Что ей делать? И что она может сделать?

Дреа очень замерзла. Казалось, вокруг нее кружил, пробирая ее до костей, могильный холод. Даже на покрытом ковром полу босые ноги Дреа заледенели и стали белыми, бескровными, Яркий лак на фоне бледной кожи выглядел еще более вульгарно. Она вспомнила, как противно ей было смотреть на свои ноги с яркими ногтями, когда он закинул их себе на плечи…

Из ее груди вырвался какой-то гортанный, животный звук. Прогнав от себя наконец ненавистное воспоминание, Дреа, пошатываясь, направилась к раздвижным дверям балкона, манившего ее своим теплом.

Однако, ступив на нагретые солнцем каменные плитки, она почти не почувствовала приятного тепла – ее тут же обступили отвратительные картины недавних событий. Избегая смотреть на перила, возле которых она сегодня стояла, Дреа опустилась прямо на плиточный пол и прислонилась спиной к стене. Стена нагрелась на ярком солнце, и блаженное тепло стало наконец проникать в ее тело. Постанывая от удовольствия, она подтянула ноги к груди и, прикрыв их халатом, уперлась лбом в колени.

Послышались сдавленные рыдания, ее отчаянию не было предела. Дреа не понимала ни себя, ни этого человека. Что с ней? Она никогда не сдавалась, всегда хитрила и выворачивалась, умудряясь находить выход из любого положения. Нужно собраться, сделать над собой усилие, соблазнить Рафаэля…

Нет! Слово само собой слетело с ее уст и, словно эхом, отдалось во всем теле. Неожиданная сила собственной реакции потрясла ее – ведь Дреа давно научилась управлять своими чувствами. Успокоившись, она поняла: все правильно, с ней все в порядке, просто с Рафаэлем у нее все кончено. Он отдал ее в пользование, будто она для него пустое место… будто она сама ничто.

Она ненавидела его. Даже больше, чем себя. Полностью став его рабой, она привыкла помалкивать, улыбаться и выполнять все его прихоти. И что в итоге? В итоге он обошелся с ней как с заурядной шлюхой. Дреа затрясло от какого-то первобытного желания причинить ему боль, увидеть его кровь, избить его, искусать, впиться в него ногтями.

Но она знала, что это недостижимо. Его головорезы либо пристрелят ее на месте, либо, утащив куда-нибудь, избавятся от нее, когда будет время. Признание собственной беспомощности подействовало на Дреа еще более удручающе.

Однако какая-то часть ее сознания, сохранившая способность рационально мыслить, приказала ей взять себя в руки и подумать над тем, как это осуществить. Но подавить в себе бурю эмоций Дреа никак не удавалось. Гигантские волны чувств пытались смести ее оборону, в третий раз утягивая ее на дно.

Рафаэль должен заплатить. Дреа не знала как, но чувствовала, что не отступится от своего. Она не сможет жить дальше, если ему, окончательно растоптавшему ее, сойдет это с рук. До каких бы крайностей ни доводила ее жизнь, она всегда утешала себя тем, что ей по крайней мере не пришлось идти на панель. Она считала себя любовницей Рафаэля, а это совсем не то, что шлюха. Возможно, грань между первым и вторым не слишком заметная, однако для нее она существовала.

Теперь она лишилась утешения в виде этой иллюзии. Для Рафаэля она не более чем товар, которым расплачиваются за услуги. И зеркало, которое она подносила к лицу, отражало лишь то, что он видел. Внезапно нахлынувшие рыдания потрясли ее тело, горло сдавило судорогой. Дреа почувствовала тошнотворные позывы, но желудок был пуст, а потому от спазмов из горла вырывался лишь воздух.

Наконец он пришел, хлопнув дверью громче обычного, словно желал подчеркнуть отсутствие у него каких бы то ни было сожалений. Он желал и в дальнейшем пользоваться услугами киллера. Это для него было важнее, чем удержать ее, и…

На этой горькой мысли Дреа вдруг запнулась. И ее на миг словно парализовало. Ей наконец все стало ясно. Она поняла, что к чему. Он и в дальнейшем желал пользоваться услугами киллера… Ему нужно убрать еще кого-то, причем позарез, так что он даже проглотил свою гордость и отдал… одолжил… дал напрокат свою любовницу другому мужчине. Хотя, может, из этого поступка следовало, что он ценит ее больше, чем можно было бы подумать вначале. И это давало ей преимущество.

Голова работала с трудом, словно мозги склеило патокой, и, прежде чем Дреа успела еще раз все обдумать, в проеме между раздвижными дверями показался Рафаэль. Он прошел на балкон и, увидев ее, остановился.

– Почему ты здесь?

Он произнес это как ни в чем не бывало, так небрежно, что в груди у нее снова заклокотал яростный, жгучий гнев. Ей пришлось вцепиться руками в складки своего халата, чтобы не расцарапать глаза Рафаэлю. Она жадно ловила ртом воздух, силясь взять себя в руки, стараясь снова обрести способность соображать. Нужно что-то сделать, что-то сказать.

Дреа подняла голову, и Рафаэль вздрогнул. Его глаза потрясенно расширились. Дреа хорошо понимала, как сейчас выглядит – заплывшие глаза, измятое лицо. Раньше она представала перед Рафаэлем только в безупречном виде, но теперь ей было на все плевать.

Ее вдруг в очередной раз озарило. Снизошедшее на нее просветление сейчас было даже более ярким, чем в первый раз, и она внезапно отчетливо поняла, что сделает и что скажет. Ее замысел был настолько грандиозным, что, помедли она еще мгновение, и могла бы струсить. Рафаэль должен заплатить, и теперь она знала, каким образом она этого добьется.

Дреа сделала глубокий вздох, сотрясаясь всем телом, но смогла взять себя в руки.

– Прости, – задыхаясь проговорила она, заливаясь слезами, снова хлынувшими из глаз от усилия, которое ей пришлось сделать над собой, чтобы попросить у мерзавца прощения. – Я не знала… я не знала, что тебе на-надоела… – Ее голос прервался, и она закрыла лицо руками. Плечи ее ходили ходуном от рыданий.

Послышалось шарканье ботинок по плитке – Рафаэль подошел ближе и остановился в нерешительности, будто не знал, что делать, либо знал, но не хотел. Наконец его ладонь легла ей на плечо.

– Дреа… – начал он.

Она отпрянула, не в силах вынести даже малейшее его прикосновение.

– Не надо! – судорожно выдохнула она и вытерла лицо рукавом халата, но слезы тут же с новой силой побежали по щекам. – Мне не нужна твоя жалость. Я знала, что ты меня не любишь, – шепотом проговорила она, – но д-думала, у меня есть шанс, думала, быть может, когда-нибудь ты сможешь меня полюбить. Но теперь я вижу, что заблуждалась. – Ее губы и подбородок дрожали. Она устремила взгляд вдаль, хотя почти весь обзор был закрыт стеной. Смотреть на Рафаэля она не решалась – боялась, что он прочтет в ее глазах безграничную ненависть к нему. Слава Богу, слезы не унимались. Правда, придется убедить Рафаэля, что плачет она из-за него, а не…