Хизер Грэм - Жажда искушения

Улыбнувшись, он поднял бокал и чокнулся с ней:

— Значит, вам нравится «Дивинити»?

— Рыба здесь великолепная! — ответила она по-французски.

Ее французский был весьма недурен. Гораздо лучше распространенного здесь убийственно-убогого, заикающегося типичного англо-американского сленга. Глаза у дамы были голубыми, а волосы — восхитительно платиновыми. Жак Морэ любил блондинок. Еще в молодости он усвоил, что во все времена креолы и потомки англичан с некоторым презрением относились к каджунам. Креолы происходили от французов или испанцев, а каджуны вели свое начало от акадского племени из Новой Шотландии. Иногда их называли «черной сворой», или просто «черными», а в просторечье даже «чернозадыми». Многие люди и по сию пору сохранили былые предрассудки. В известной мере он и сам их разделял.

Большинство каджунов были черноволосыми. Сам не зная почему, он любил соблазнять блондинок. Вообще-то ему нравилось соблазнять любых женщин. Но блондинки…

Быстрая и легкая победа над целомудренной блондинкой всегда давала ему ощущение двойной победы.

Достав бутылку из ведерка со льдом, стоявшего на его половине стола, он подлил ей в бокал.

— Рад, что вам нравится наш знаменитый «Дивинити».

— Вы хотите сказать, что среди местных жителей он популярностью не пользуется?

Он тряхнул головой и пристально посмотрел в ее голубые глаза.

— Новый Орлеан на весь мир славится своими ресторанами и своей кухней. И небезосновательно. Местные здесь бывают часто. Но в городе есть немало других интересных мест, где можно послушать музыку, потанцевать. Джаз. Кофе с молоком. Пирожные.

— А где играют самый лучший джаз? — спросила она.

Он поднял бровь, едва уловимая полуулыбка скользнула по его лицу.

— В довольно странном месте.

— Что вы имеете в виду?

— На любой улице в Старом квартале можно услышать отличный джаз. Но самый лучший…

— Да? — перегнувшись через стол, она приблизила к нему лицо. Он нарочно говорил очень тихо, заставляя ее склоняться все ближе и ближе.

— Хотите послушать лучший в мире джаз?

Она нахмурилась:

— Это что, где-нибудь в опасном районе?

Он отрицательно покачал головой:

— Со мной вы везде будете в безопасности.

— Ну тогда…

— Там играют джаз… и танцуют.

— И что же там танцуют?

Она сама прекрасно знала что. Голубые глаза расширились, рот слегка приоткрылся. Она сделала большой глоток вина. Отлично. Еще несколько глотков. И… в клуб. Уж там-то ей не уберечься от него. Она прилетит, как мотылек на пламя свечи.

— Экзотические танцы, — ответил он невозмутимо.

Губы ее сложились в кружочек: «О!»

— Может быть, чуть-чуть слишком экзотические для вас…

— А… приличные… я хочу сказать… ну, какие там бывают женщины?

Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой:

— Даже луизианские дамы самых строгих правил время от времени захаживают. Хотя, признаю, для такой женщины, как вы, это может оказаться несколько вызывающим зрелищем.

— Я выгляжу такой чопорной? — поинтересовалась она.

Еще одна обольстительная улыбка.

— Вы выглядите красивой женщиной.

— Но чопорной?

Он снова подлил ей вина.

— Вы красавица.

— Я хочу посмотреть это место. Как оно называется?

— «Аннабелла».

Он уже накрыл было мягко рукой ее ладонь, как вдруг увидел, что в зал вошел его секретарь и поспешно заскользил между столиками, направляясь к нему. Райан Мартин — рыжий, веснушчатый, серьезный молодой человек, искал его с озабоченным видом.

Жак выругался про себя, сохраняя на лице улыбку для мисс Икзек.

— Мистер Морэ, простите за вторжение, — сказал, подходя к столу, запыхавшийся Райан.

Элли Икзек отдернула руку.

— Райан… я же просил не беспокоить меня. — Он постарался не выдать голосом, насколько важно для него было, чтобы его в этот момент не беспокоили.

— Но это чрезвычайно важно.

— Элли… вы простите, если я отлучусь на секунду?

Он встал. Его спутница тоже встала:

— Что ж, я прекрасно провела этот день. Благодарю вас, мистер Морэ. Ужин был великолепным.

— Постойте, еще так рано…

— Merci, merci. Поговорим завтра.

Она направилась к выходу. Жак разозлился: не будь они в публичном месте, он дал бы Райану пинка. Он швырнул салфетку и рухнул на стул, растирая виски.

— Ну что там? — ледяным тоном буркнул он.

Райан сел напротив него:

— Сегодня вечером тело Джины Лаво найдено на темной улице.

Жак медленно опустил руки, уставился на Райана и чуть было не схватил его за лацканы пиджака, но вовремя удержался.

— Что-что?!

Черт! Когда же он от нее ушел?

— Когда? — спросил он Райана.

— Сразу после восьми. Я… я не хотел вас прерывать. Но ведь она ваша родственница, хоть и дальняя. Я не мог не поставить вас в известность.

Жак кивнул.

— Да-да, конечно. — Потом резко встал, не обращая больше на Райана никакого внимания.

— Жак, они бы тут же арестовали того художника, если бы он и сам не был весь изрезан.

— Что? — лающим голосом выкрикнул Жак после недолгой паузы.

— Художник, Марсел, он после этого потащился к своей бывшей жене, а поскольку из него кровь хлестала, как из недорезанной свиньи, копы его быстро нашли.

— О!

— Он может не пережить эту ночь.

— А-а. — Жак уставился на Райана. — Ты правильно поступил. Молодец, что пришел ко мне. Продолжай следить за событиями. И расплатись за ужин. Дай хорошие чаевые.

Он вышел из ресторана: мисс Элли Икзек, конечно, давно уже уехала на такси, подумал он.

Но она не уехала. Она неторопливо шла вдоль улицы. С минуту он наблюдал за ней.

Жак Морэ был человеком азартным. Необузданно, безрассудно азартным. Он поспешил вслед, догнал ее, схватил за руку, резко развернул к себе лицом и, прежде чем она успела возразить, поцеловал с бешеной страстью. Он стискивал ее все крепче, его руки скользнули ей под подол и начали тискать ягодицы, он прижимал ее к своей воспаленной плоти. В течение нескольких мгновений она пребывала в оцепенении, затем начала таять, словно масло. Он рассчитал правильно. Она так долго создавала представление о себе как о неприступной твердыне, что ей давно уже отчаянно хотелось мужчину.

Наконец ей удалось оторвать свои губы от его рта.

— Жак, мы на улице! Ради Бога!

— Это нетрудно исправить.

Он жестом подозвал такси и подтолкнул ее в машину. Пока шофер вез их до места назначения, он бесстыдно просунул руку ей между ногами. На ней был пояс с резинками. Вероятно, красный. Впрочем, какая разница. Джина мертва. Теперь не имеет значения, кто эта женщина. Она получит то, чего хочет.

Джина мертва.

И похоже, художник сгорит на этом деле. Если выживет.

Он снова повернулся к Элли Икзек и страстно ее поцеловал.