Филлис Уитни - Слезинка на щеке

«Вот это да, потрясающе», — задумчиво проговорила Фернанда, рассеянно покусывая кончик серебряного карандашика.

Джонни рассмеялся, оглянувшись на Доркас: «Когда она говорит таким тоном, за ней нужен глаз да глаз. Это значит, что она что-то замышляет. Если ее вовремя не схватить за руку, с нее станется утащить один из этих булыжников к себе домой вместо монетки на счастье».

Каменные шары для катапульт почему-то более всего передавали колорит прошлого, хотя здесь, на Родосе, он и так чувствовался на каждом шагу. На берегу блестели под солнцем мокрые коричневые щербатые камни, изъеденные временем. Доркас даже казалось, что она слышит эхо глухих смертельных ударов, с которым эти орудия убийства летели в головы нападавших.

Машина подъехала к двум массивным круглым башням, соединенным арочными воротами, служащими входом в город, окруженный каменной стеной. На воротах висел мраморный рыцарский щит. Разбросанные булыжники мешали движению.

Джонни ухитрился найти кусочек свободного пространства и припарковать машину. Дальше они пошли пешком по гальке, еще в незапамятные времена исхоженной бесчисленным множеством ног. Их окружали двух- и трехэтажные каменные дома, стекла в окнах были разделены деревянными крестовинами. Родос был наводнен маленькими магазинчиками для приезжих, но получение доходов с туризма отнюдь не являлось главной целью существования местных жителей. Люди жили в домах, как две капли воды похожих на те, в которых жили их предки в рыцарские времена.

Когда они пересекли площадь, Доркас вновь кольнуло, что рядом с ней нет дочери. Никто не дергал беспрестанно за руку, никто не требовал внимания. Доркас от всей души надеялась, что с девочкой ничего не случилось плохого, и что причин для волнений нет.

Сверяясь с картой, Фернанда давала указания, куда следовать дальше, на этот раз она нацелилась на Госпиталь Рыцарей, в котором теперь размещался музей. Здесь, как и у городской стены, была выложена каменная арка. Отдав чисто символическую плату за вход, они сразу перенеслись в далекое средневековье. На каменном пьедестале сидел величественный лев, глядя перед собой невидящими глазами. Рядом с ним лежала груда метательных шаров.

«Хотелось бы знать, — сказал Джонни, стоя рядом со скульптурой, — видели ли хоть раз в жизни скульпторы, ваяющие этот символ мужества и храбрости, настоящего льва?»

Солнце начало клониться к закату, и камень потерял свой абрикосовый оттенок, став серым и безжизненным. От него повеяло холодом, в арочных проемах задул пронизывающий ветер.

На галерею вели три широченные крутые ступени без перил. По обеим сторонам стояли глиняные кувшины — греческие амфоры для вина или другой жидкости, кувшины с широким горлом для масел и различных притираний. Фернанда промчалась мимо, едва кинув на них взгляд, но Джонни замедлил шаг и остановился у гигантского сосуда, на котором красной краской были нарисованы корабли Одиссея. Еще в Афинах Доркас почувствовала в нем не праздный интерес к Греции, как, например, у Фернанды, а подлинную тягу. Фернанду же более всего заботил конечный результат их путешествия, а именно, ее собственная книга.

Наиболее ценные музейные сокровища хранились в маленьких залах наверху, к которым вел один из многочисленных коридоров. Здесь вдоль стен высились от пола до потолка шкафы с головами и статуэтками. В самой дальней комнате, которых здесь было столько же, сколько ячеек в сотах, перед ними предстала стройная девичья фигурка Венеры Родосской. Мраморное тело, многие века омывали морские волны, прежде чем богиня вышла из воды, поэтому очертания были смягчены и округлы. Прелестную головку обрамляли волнистые локоны. Черты лица были едва различимы, над сердцем проступало пятно цвета ржавчины.

Доркас пронизала необъяснимая нежность к совершенной простоте и изяществу форм. Ее отец в свое время был очарован этой статуей. Однако Фернанда не собиралась подолгу торчать возле каждого экспоната. Она повернулась к гораздо лучше сохранившейся статуе коленопреклоненной Афродиты, высушивающей волосы. Маленькая нимфа была воплощением грации, держала в ладонях длинные тяжелые кольца волос, подставляя их солнцу. Время оказалось не властно над точеной грудью, бедрами, ямочками на коленках. На лице лежала печать таинственности — легкая полуулыбка, веки чуть опущены, словно скрывая мысли, живущие в этой головке.

«Нам пора закругляться», — бодро проговорила Фернанда. — «Что интересного мы тут еще можем посмотреть? Маловероятно, что я вернусь сюда еще раз».

Доркас озиралась в надежде найти мраморную голову плачущего мальчика. Джонни заметил это и понимающе улыбнулся. Он не забыл их разговор.

«Мы еще не видели мальчика со слезинкой на щеке», — напомнил он Фернанде.

Однако отыскать его оказалось непростым делом. Смотритель, к которому они обратились, говорил только по-гречески и не понимал языка жестов, на котором они пытались объясниться. Неожиданное препятствие только подстегнуло Фернанду. То, что нужно увидеть, должно быть увидено.

«Она должна быть где-то здесь. Надо найти кого-нибудь, кто понимает по-английски».

К ним подошла женщина с детьми:

«Я немного говорю по-английски, и если я смогу чем-то помочь…» — вызвалась она.

Фернанда подробно описала мальчика, и женщина сразу поняла, о чем идет речь.

«Да, да, она была в этом зале. Секундочку, я спрошу у служителя».

Разговор занял несколько минут. Служитель замотал головой, руками. Наконец женщина вернулась.

«Мне очень жаль, но сейчас голова мальчика снята с экспозиции. Ее по какой-то причине перенесли в кабинет директора».

У Фернанды раздулись ноздри, как у норовистого коня, голубые глаза воинственно заблестели в предвкушении близкой схватки, голубоватые волосы разметались, голубой шарф нервно затрепетал. Тетя Ферн была готова к бою.

«Тогда мы найдем этого директора. Что ни говорите, а всякое дело надо доводить до конца. Я ненавижу слово «нет». Очень часто из таких ситуаций получается интересный рассказ».

Добровольная помощница слегка опешила, но вновь подошла к смотрителю, они вдвоем вышли из зала, направившись к самой дальней двери. Фернанда не привыкла встречать сопротивление, в этих случаях она напоминала тайфун, готовый смести все преграды на своем пути. Ей были нипочем никакие авторитеты и бастионы власти. Ее настойчивость подчас граничила с абсурдом, зато делала жизнь интересней. Эта заминка еще сильнее разожгла любопытство Доркас. Ей, как никогда, было необходимо увидеть плачущего мальчика.

Им-таки удалось найти чиновника, говорящего по-английски. Фернанда изложила цель своего приезда на Родос и была встречена с галантной учтивостью. Но стоило ей только заикнуться, что у нее не будет времени посетить музей еще раз, радушие как рукой сняло. С явной неохотой чиновник выслушал, что этим людям необходимо как можно скорее увидеть голову мальчика со слезинкой на щеке.