Мери Кайе - Тайна Фламинго

Как он сам полюбил другую… Прочитав эти слова, Виктории ничего не оставалось, как написать сдержанное письмо, принимая неизбежное и соглашаясь, что его решение правильно. Она спасла свою гордость и, видимо, успокоила совесть Идена, поступив так в силу необходимости.

Хелен была довольна и не пыталась скрыть это: «Я никогда не считала супружество между двоюродными братьями и сестрами хорошей мыслью. Кровосмешение никому не приносило пользы».

Эмили написала из Кении. Очевидно, она поверила объяснению Идена об обоюдности разрыва. Письмо было милое, полное сожалений, и в конце она выражала надежду, что, может быть, они передумают. Но в то же утро в газетах

«Тайме» и «Телеграф» напечатали о помолвке Идена де Брета и Элис Лэкстон, и менее чем через месяц они поженились.

О, эта мука тех дней! Пронзительная, непроходящая боль утраты. Шок, испытываемый всякий раз, когда открываешь иллюстрированный журнал в парикмахерской и видишь целую страницу с фотографиями Идена и его невесты у церкви святого Георга. Иден, серьезный и неулыбчивый, невообразимо красивый, принц, мечта любой женщины. И Элис, незнакомая девушка в белом платье с развевающейся фатой, наполовину закрывшей лицо.

— Он красивее даже Роберта Тейлора и других актеров, — сказала ученица парикмахера, заглядывая в журнал через плечо посетительницы. — Ему надо сниматься в кино. А в ней ничего особенного, вы не находите? Не могу понять, как ей удалось подцепить такого красавчика. Видимо, деньги. В газетах пишут, она богата. Жаль, что я не богата. Как насчет геля, мисс Кэрил?

У нее много денег… Неужели из-за этого Иден женился? Нет, он не подлец! Но она знала, что ферма Фламинго в последнее время терпела убытки, а у Идена широкие запросы. Эмили испортила его. Было бы приятно думать, что он женился на Элис лишь из-за денег, в этом случае она смогла бы презирать его, жалеть его жену и тешить собственное самолюбие. Но что значит задетое самолюбие по сравнению с сердечной болью? Не буду больше о нем думать, решила Виктория. Я не позволю себе больше думать об этом.

Нелегко оказалось сдержать данную себе клятву, но помогла напряженная работа, и наконец наступило время, когда память перестала мучить ее в моменты усталости или расслабленности. Она уже не думала об Идене несколько месяцев перед смертью матери, а потом даже смогла прочитать его письмо с соболезнованиями и ответить на него, словно он значил для нее не больше десятка других, приславших подобные письма. Виктория продала дом и начала работать секретарем в Лондоне. Потом она получила это неожиданное письмо из Кении.

Таких писем Эм никогда не присылала прежде, в нем ощущалась странная и внезапная тревога, какая-то поспешность. Та же поспешность, которую порой проявляла Хелен, если хотела что-то сделать или увидеть кого-то и боялась, что не успеет исполнить намеченное, пока жива. Это мучительное и одновременно жалкое чувство страха. Но в письме было и нечто иное, не совсем понятное Виктории, поэтому она расстраивалась и огорчалась еще больше.

Лишь одна фраза в письме напоминала о прошлом: «Ты знаешь, я никогда не пригласила бы тебя, если бы не была вполне уверена, что ты и Иден встретитесь как друзья. И я знаю, что тебе понравится его жена. Элис славная девушка, но ни я, ни она не обладаем достаточной силой, боюсь, я старею. Мне нужна помощь».

Эмили предусмотрительно заказала для нее билет на самолет до Найроби на 23-е текущего месяца. Это означало что Виктории нужно немедленно принять решение, так как авиакомпания не будет долго держать место на рейс зарезервированным. Почему Эм поступила так? Чтобы Виктория быстро решила, а не колебалась и не сомневалась? Неужели Эм тоже страшилась внезапной смерти, как Хелен, неужели боялась не успеть оглянуться?

В Англии стояла очень холодная и сырая погода. Виктория, держась за поручень в переполненном автобусе по дороге с работы домой, чувствуя письмо в кармане пальто, смотрела из окна на мокрые шляпы и плащи пешеходов на сырых и грязных улицах Лондона, проплывающих в забрызганных окнах вагона, и думала о долине Рифт.

Бескрайние, высушенные солнцем пространства, где пасется скот, бродят стада диких зебр и газелей и где голубые тени от белых облаков лениво проплывают по небу, как яхты по морю в летний день. Чудесно увидеть все это снова. Словно возвращаешься домой. А Фламинго станет ей домом. Тетя Эм обещала. Она нужна тете Эм, а так приятно ощущать себя нужной. Что же касается Идена, то он счастливо женат, а его Элис «такая милая». С прошлым покончено. Хватит об этом думать.

В самолете стюардесса объявила: «Пожалуйста, пристегните ремни», и миссис Брокас-гил стала будить Викторию:

— Проснитесь, дорогая. Мы снижаемся. Вы хорошо себя чувствуете? Вы очень бледненькая.

— Да, — сказала Виктория, слегка задохнувшись. — Спасибо, со мной все в порядке. Просто…

Самолет накренился на одно крыло, и земля поспешила им навстречу. Вот они уже пролетают над крышами домов и вершинами деревьев, а вот и толчок, касание, и последние метры лайнер пробегает по взлетной полосе, а Виктория в панике и отчаянии беспомощно твердит себе: «Мне не следовало приезжать. Мне не следовало приезжать. Что же мне делать, когда я увижу Идена? Ничего не прошло — это никогда не пройдет! Мне не надо было приезжать…»

Солнце ослепительно светило и отражалось на белых стенах аэропорта. Неожиданно много людей встречали самолет. Но среди них не было леди Эмили. Не было и Идена.

Невысокий толстый мужчина с красным лицом и лысиной, одетый в невероятно мятый костюм, с револьвером в огромной кожаной кобуре, энергично размахивал белой панамой из-за ограждения и приветствовал какую-то «деточку».

— Это Освин, — заулыбалась миссис Брокас-гил.

— Вы опоздали, — прокричал мистер Брокас-гил очевидную истину. — Мы ждали вас вчера.

Он обнял жену и представился Виктории.

— Боже мой! Дочка Джека Кэрила! Я помню твоего отца, когда… Черт побери, я и тебя помню. Худенькая малышка с косичками. Каталась на зебре. Рад видеть, что ты вернулась.

Он освободил жену от чемодана и сумки и засеменил за дамами в относительную прохладу здания аэропорта.

— Где ты будешь жить? О, у Эмили. Но ее здесь нет. Не понимаю. Нехорошо. Говорит о том, что не стоит благодушничать. Кто тебя встречает?

— Не знаю, — неуверенно призналась Виктория.

— Они наверняка прислали кого-нибудь. А пока мы за тобой присмотрим. Эй, деточка… — Он ринулся за женой, отошедшей поздороваться с друзьями.

Оставшись одна, Виктория оглянулась в отчаянии, пытаясь отыскать знакомое лицо, пока ее внимание не привлек человек, только что вошедший в здание аэропорта и внимательно оглядывавший прилетевших пассажиров, словно он искал кого-то. Он был высокий, худой, загорелый, на вид лет тридцати, и обладал грациозностью, которую обычно приписывают ковбоям. Этому впечатлению способствовал и ремень с кобурой, как у мистера Брокаса-гила. На этом сходство с ковбоем заканчивалось, так как покрой его аккуратного костюма свидетельствовал о том, что он куплен в дорогом магазине, а его туфли явно сделаны на заказ — и не в Кении.