Карен Робардс - Блуждающие в ночи

Поцелуй длился, пока у нее хватило воздуха в легких. Поцелуй прямо посреди залитой солнцем автостоянки гостиницы Мерфрисборо.

Диди была очень слаба. Она знала, что теперь в любой момент ее могут призвать — но призвать куда? На небеса — или назад в ничто, где она пребывала раньше?

Она завершила миссию, которая привязывала ее к Земле: она спасла Стива.

Скоро ей предстоит дорога. Чтобы присоединиться к Митчу? Если она хоть что-нибудь поняла в устройстве вселенной, Митчу предстояло быть заключенным в его собственном ничто.

До того как ее призовут, Диди нужно было сделать еще кое-что. Но ей было так трудно управлять своими атомами. О материализации уже речь не шла — на это у Диди не было сил. Она просто хотела попасть туда, куда ей было нужно.

Огромным усилием воли она сосредоточилась на доме своей матери. Это заняло некоторое время — несущий ее поток тоже ослаб, — но в конце концов она оказалась там.

Ее мать на кухне готовила еду. Диди решила, что ужин, потому что на улице было темно. С минуту Диди нежно смотрела, как мама разрезала курицу на порции, чтобы зажарить. Теперь голова матери стала совсем седой. Лицо покрылось морщинами. Она заметно постарела.

Тетя Дот в гостиной смотрела по телевизору новости. Оуя лежала на кофейном столике, на время забытая.

Диди постаралась сконцентрироваться. Стрелка медленно пришла в движение, описывая по доске бесцельные круги.

Потребовалось кой-какое время, чтобы привлечь внимание тети Дот, но когда это случилось, тетя ни о чем другом уже не думала.

— Сью! — Крик, с которым тетя вскочила на ноги, мог бы разбудить и мертвого.

— Господи, Дот, что стряслось? — Ее мать вбежала в гостиную, вытирая руки старым кухонным полотенцем.

Тетя Дот без слов показала ей на доску оуи. Чтобы подтвердить ее слова, Диди заставила стрелку сделать еще один рывок.

— Господи, это опять Диди! Дот, садись скорее! Диди, дочка моя, поговори со мной!

Она торопливо пододвинула стул, тетя Дот бросилась на диван, и они обе устремили взгляд на подрагивавшую стрелку. Толстые, искривленные пальцы ее матери дрожали.

П-Р-И-В-Е-Т-М-А-М, — начала Диди.

— Боже, это опять Диди! — простонала Сью.

— Тихо, Сью, она хочет что-то сказать!

С-Е-Г-О-Д-Н-Я-Н-О-Ч-Ь-Ю-И-Д-И-Р-А-С-К-О-П-А-Й-М-О-Ю-М-О-Г-И-Л-У

— Раскопать ее могилу! — воскликнула тетя Дот.

— Тихо, Дот, тихо! Диди, детка, я люблю тебя! Продолжай!

Т-А-М-Д-Е-Н-Ь-Г-И-М-Н-О-Г-О-Д-Е-Н-Е-Г

— Деньги? В твоей могиле? — прошептала ее мать.

Н-И-К-О-М-У-Н-Е-Г-О-В-О-Р-И-О-Н-И-Д-Л-Я-Т-Е-Б-Я

— Что она сказала?

— Она сказала, чтобы ты никому не говорила. Тихо!

И-Х-С-П-Р-Я-Т-А-Л-М-И-Т-Ч-О-Н-И-Д-Л-Я-Т-Е-Б-Я

— Митч спрятал их?

— Тише, Дот! Диди, ведь ты не убивала себя, да? Дочка, я знаю. Я всегда это знала!

М-И-Т-Ч-У-Б-И-Л-М-Е-Н-Я

— Я всегда это знала! — зарыдала ее мать. — Разве я не говорила, что это сделал Митч?

Д-Е-Н-Ь-Г-И-Н-И-Ч-Ь-И-В-О-З-Ь-М-И-И-Х

— Мне наплевать на деньги! Диди, я люблю тебя!

Я-Т-О-Ж-Е-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-М-А-М-В-О-3-Ь-М-И-Д-Е-Н-Ь-Г-И

— Где ты? Ты в раю? Ты с Божьими ангелами, моя детка?

— Не плачь, Сью!

В-О-З-Ь-М-И-Д-Е-Н-Ь-Г-И-Э-Т-О-М-О-Й-П-О-Д-А-Р-О-К-Т-Е-Б-Е

— Ты с ангелами, Диди?

— Подтолкни стрелку, Сью!

У-М-Е-Н-Я-В-С-Е-Х-О-Р-О-Ш-О-В-О-З-Ь-М-И-Д-Е-Н-Ь-Г-И-И-Я-Л-Ю-Б-Л-Ю

— Стрелка замирает!

— Диди, не уходи!

Диди чувствовала, как слабеет. Страшным усилием воли она закончила:

Т-Е-Б-Я

А потом густеющие сумерки всосали ее в себя.

Когда Диди снова всплыла, это случилось не по тому, что она хотела, просто поток выбросил ее.

На ярко освещенную, возвышающуюся посреди зала эстраду, на которую были нацелены телекамеры. Безликая толпа, восседая на своих бархатных креслах, бесновалась и хлопала в ладоши. На сцену вышел мужчина и пожал руку другому исполнителю, который только что кончил петь под гитару. Когда певец уходил, Диди узнала его: это был Джерри Вуд, восходящая звезда стиля кантри.

Горящая неоновая надпись на бордовом бархатном занавесе за сценой помогла ей понять, куда она попала. Надпись гласила: «НАШВИЛЛСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ ПЕСЕН НЕ ПОД ФОНОГРАММУ».

Диди поняла, что попала на дебют Халли Кетчум перед телекамерами всей страны. Она немедленно устроила смотр своим атомам. Если бы она обрела свою прежнюю силу, то обязательно помогла бы Халли.

Но где же сама Халли? Без сомнения, где-нибудь возле сцены. Диди искала ее, но никак не могла найти.

Возможно, в гримерной…

Она нашла там Халли распростертой на туалетном столике. Лицо уткнулось в щеточки, тампоны и гримерные кисточки. В русых волосах висели электрические бигуди.

Халли была мертва. Со щемящей уверенностью Диди поняла, что душа певицы покинула ее тело лишь несколько мгновений назад.

Две полоски белого порошка и лезвие бритвы на стеклянной столешнице все объяснили. Будучи поставлена перед необходимостью выступить перед публикой не под запись и, видимо, поняв, что она не из того теста, из которого бывают звезды, Халли обратилась за помощью к наркотикам. Ожидая, что они прибавят ей храбрости.

Но вместо этого она умерла.

Именно сейчас Диди ощутила это — невидимую силу, которая тянула ее назад.

Раздался стук в дверь.

— Осталось три минуты, мисс Кетчум.

Сила возросла. Диди сопротивлялась ей, глядя на недвижное тело. Неужели никто ничем не мог помочь?

И вдруг Диди заметила свет.

Ничего подобного она прежде не видела. Влекущий к себе луч чистого белого света, излучающий тепло. Он проник через отверстие в потолке — прекрасный, излечивающий, обещающий вечную радость.

Путь на небо. Она удостоилась его.

Диди обернулась и взглянула на безжизненное тело Халли Кетчум. Внезапно она поняла, что ей предлагают выбор: небо или Нашвилл.

Диди заколебалась. Она снова посмотрела на луч света. Он притягивал ее к себе, как магнит железо.

— Одна минута, мисс Кетчум.

Внезапно Диди поняла, что уйти она не сможет. Единственное небо, которого она хотела, было здесь.

Небо «ханки-тонк» для ангела «ханки-тонк».

Диди ощутила покалывание и внезапно почувствовала, что ее атомы растворяются.

А потом вдруг она оказалась …в теле Халли Кетчум и, словно примеривая его, подняла голову, с интересом посмотрев в зеркало на чужое лицо, которое теперь было ее собственным лицом.

Совсем не плохо, решила она и пальцами, оказавшимися на удивление послушными, стала вынимать из волос бигуди.

Был субботний вечер. Халли Кетчум на сцене Нашвиллского фестиваля доводила публику до безумия своей потрясающей «Агонией».

А тем временем неподалеку от нее, на сельском кладбище, две пожилые женщины, одна из которых время от времени вытирала слезы со своих щек, опустились на колени возле могилы. Одетые в темные платья, с черными платками на головах, они садовыми совками сняли дерн и несколько дюймов земли с одного края могилы.