Сандра Мэй - Срывая маски

Карло кивнул и задумчиво протянул:

— В принципе, она могла бы даже немного побыть мальчиком…

Ник немедленно уставился на грудь Аманды, отчего та вспыхнула и заерзала на стуле.

Мамаша Жози решительно наклонилась вперед.

— Нет, Карло, нет. Прошло то время. Девочка выросла, разве ты не видишь? Будем выдавать ее за мальчика — только подозрения возбудим. Но ведь ей нельзя пока жить под своим именем, полиция ее ищет.

Ник кивнул.

— Попробуем решить эту проблему. У меня остались во Франции кое-какие связи… Впрочем, ими нельзя особенно гордиться, но насчет паспорта они могут поспособствовать. Сделаем так: завтра с утра я поеду в Амьен и постараюсь дозвониться до Парижа…

— Не надо вам в Париж.

Глухой и скорбный голос исходил, казалось, прямо из стены. Ник с недоумением посмотрел в ту сторону, откуда голос доносился, а Аманда взвизгнула:

— Ой, это же Тото! Он вернулся? Когда?

Карло сердито фыркнул.

— Через два дня после того, как ушел навсегда. Выгодный контракт, понимаешь ли. Он был весь синий от рома и тех синяков, которые выдали ему авансом. Заходи, ошибка природы!

Ник, знакомься, это наш клоун.

Ник вынужден был признать, что более тоскливого клоуна мир не видел уже долгие и долгие годы. Тото — в миру Шарль Тогу — был тощ, сутул, лысоват, угрюм и нескладен. Вдобавок к этому, в данный момент его лицо представляло собой палитру сине-желто-лиловых цветов: одни синяки уже почти прошли, другие были в расцвете сил, третьи только наливались. Один глаз заплыл, зато другой смотрел на этот мир с отвращением, свойственным только философам и клоунам.

Тото просочился в фургон, помахал Аманде и плюхнулся на стул. Мрачный глаз уставился на Ника.

— Я знаю, кто тебе нужен, браток. Такой человек есть в Амьене. Шлепает паспорта контрабандистам. Я его знаю, СЛУЧАЙНО. Но мне он не откажет. Деньги есть?

— У меня есть кредитка, но по ней меня тут же вычислят…

— Давай, сгодится. Наличные тоже нужны, а кредитку он прибережет на потом. Утром поедем в Амьен. Ты посидишь в машине за городом, а я схожу. Молодец я, девочка?

— Ты ангел, Тото.

Ночь была довольно прохладной, но Ник все равно решил спать на сене рядом с лошадьми.

Мамаша Жози снабдила его двумя одеялами и еще вязаным шерстяным платком странного желто-бурого цвета. Мамаша им явно гордилась.

— Это из Лори и Дори.

— ???

— Наши ламы. Лори и Дори. В шестьдесят пятом их подарили Карло на фестивале в Монтре.

Они выступали у нас лет десять, а потом в Тулузе случилась эпидемия ящура, и нас заставили их пристрелить, моих девочек. А шерсть — это я их вычесывала перед представлением, а потом связала эту страсть. На вид так себе, но тепло, как в печке. Не пожалеешь, сынок.

И вот теперь Ник лежал под звездным небом, вдыхая аромат сена и думая о том, что жизнь, в сущности, может быть прекрасна абсолютно в любом возрасте. А Аманда… Аманда забудет его со временем, и он ее тоже забудет, и все устроится, войдет в свою колею. Он вернется в Манчестер и только изредка станет вспоминать удивительную авантюру, в которую он ввязался.

Зашуршало сено, запахло жасмином и лавандой, и рядом с Ником Картером очутилось прекрасное видение. У видения были пушистые белокурые локоны, зеленые звезды-глаза и улыбка Лилит, той самой женщины, которая, как известно, была еще до Евы.

Аманда Моретти обвила руками шею Ника Картера и сказала страшным шепотом:

— Если ты посмеешь сказать хоть слово о том, что годишься мне в дедушки, я убью тебя.

— Аманда, я…

— Нет, послушай меня. Я испугана, я растеряна, я взбудоражена. Я впервые в жизни совсем не знаю, что со мной будет дальше. Я пришла на сеновал к мужчине, которого знаю всего несколько дней. Мне кажется, это достаточно трудная ситуация для молодой девушки.

— Аманда…

— Поэтому помоги мне, Ник. Просто помоги — и все. Молча.

И прежде, чем он успел разумно и серьезно объяснить ей ее ошибку, Аманда поцеловала его.

А потом было уже как-то не до объяснений.

Он вдруг выяснил, что у нее кожа горячая и гладкая, а волосы прохладные, что ее губы вкусом напоминают землянику, а когда ее дыхание щекочет его грудь, почему-то встают дыбом волоски на спине…

Он был огромным, неуклюжим и корявым, он все время боялся раздавить и сломать это хрупкое тело, он трогал ее так бережно, что она не всегда чувствовала эти прикосновения. А потом в какой-то момент ой прижал ее к себе чуть более страстно — и выяснил с облегчением и восторгом, что под обманчивой внешностью бестелесного эльфа скрывается гибкая лоза, стальной клинок, крепкое, тренированное тело акробатки. И мускулы играют под шелковой кожей, и хочется умереть от счастья, уткнувшись лицом в душистую прохладу этих волос, и чтобы никогда не наступало завтра, в котором он старый, хромой коп из Манчестера, чудовище, которое никогда не расколдует даже такая красавица, как Владычица Зеленых Холмов…

И темная буря, захлестнувшая его изнутри, поднялась огромным валом, накрыла мир вокруг, поглотила звезды и луну, осталось только хриплое, громкое, оглушительно громкое дыхание… да тихий стон, да всхлип и счастливый смех женщины… Осталась горечь от того, что все кончилось, и радость — потому что все только начиналось…

Она не знала, как это делают ПРАВИЛЬНО. Она вообще никогда в жизни не примеряла на себя отношения между мужчиной и женщиной, хотя в цирке все любовные истории всегда на виду, и цирковые дети, с малолетства присутствующие при всех важных событиях, никогда не купятся на такую чепуху, как капуста и аисты.

Она не умела и не знала, как ПРАВИЛЬНО…

Но сегодня ночью, когда схлынуло колоссальное напряжение последних часов, когда впервые за две недели она оказалась в привычной для себя обстановке, — сегодня она отчетливо поняла, что этот немолодой и не очень-то красивый мужчина с переломанным носом и изумленными серыми глазами ребенка ей нужен больше всего на свете.

Потому что с ним не страшно. Потому что его тепло действительно согревает. Потому что за скупостью движений прячется настоящая сила, та, что не напоказ.

И Аманда пошла к Нику. Кстати, еще и потому, что помимо теплых и пушистых мыслей — о нем и о них двоих — была еще одна, острая и холодная, как нож в спину.

Что, если эта ночь — последняя?

И Аманда пошла.

Дядюшка Карло спал у двери, охраняя свое сокровище, но что такое для акробатки вылезти в окно фургона, подтянуться на крышу, бесшумно пробежать и спрыгнуть в мягкую траву?

Мамаша Жози все видела и даже показала Аманде кулак, а потом тут же перекрестила ее.

Мамаша Жози Солейль… Ей ничего не надо было объяснять, хотя жаль, что нет времени. Уж мамаша-то точно знала, как ПРАВИЛЬНО…

Аманда упала рядом с Ником в сено, и последнее, что она запомнила из связных мыслей, — это веселый ужас и недоумение: неужели это тоже я?