Наталия Орбенина - Адвокат чародейки

– Именно так, именно так, сударь, – Сердюков слегка поклонился. – Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы – безотлагательно – еще раз встретились с нашей таинственной арестанткой.

– Таинственной? – подивился Желтовский. – Да что же в ней такого таинственного?

– Сам не могу понять. Но только в какой-то момент мне показалось, что в моем кабинете находится уже совершенно иной человек. Вы не припоминаете за госпожой Киреевой таланта лицедейства?

– У нее было много талантов, но такого я не припоминаю. Хотя, если она изменилась до неузнаваемости…

– Позвольте, значит, вы все же предполагаете, что горбунья может оказаться Розалией Киреевой?

– Не знаю, что вам и сказать. Но если это она, это обстоятельство накладывает на меня определенные моральные обязательства.

– Какого рода? – насторожился следователь.

– Позвольте мне пока что не забегать слишком далеко вперед, – уклончиво ответил адвокат.

– Вы собираетесь защищать ее в суде? – не унимался Сердюков.

– Может и такое статься. Впрочем, повторяю, я еще ничего для себя не решил. Поедемте тотчас же, без долгих разговоров. Но прошу вас, на сей раз дайте мне возможность поговорить с нею без свидетелей, без вашего присутствия, – и Желтовский жестом предложил гостю пройти к двери.

– Но как же тогда мы констатируем истину? – удивился следователь.

– Клянусь вам, даю честное благородное слово, что я не стану обманывать вас, если ее узнаю. Поверьте, что только без посторонних глаз она откроется мне, – и Желтовский колокольчиком позвал горничную, чтобы она подала хозяину и посетителю шляпы и перчатки.

– А вот и нет, во время встречи с Боровицкой в моем присутствии подозреваемая вполне недвусмысленно дала нам понять, что она может быть Розалией Киреевой. – Сердюков медленно застегивал пуговицы сюртука, не сводя внимательного взора с Желтовского.

– И все же я настаиваю на приватности нашей беседы. В противном случае я отказываюсь от повторного свидания – Сергей замер на пороге прихожей в ожидании окончательного ответа полицейского.

– Что ж, я вынужден вам уступить, хотя это против правил. Но для дела я готов вам разрешить. Полагаюсь на вашу честность и благородство, – развел руками следователь.

– Истина для меня теперь важнее всего, – и Желтовский решительно надел шляпу.

И вот она снова перед ним. Сердюков сдержал свое слово. Их оставили вдвоем в небольшой комнатке, соседней с кабинетом следователя. Наверное, при желании можно было бы и подслушать их разговор, и подглядеть за ними. Но Сергей не стал задумываться о подобной вероятности. Может, им больше не представится возможность поговорить без свидетелей.

Горбунья казалась спокойной и даже равнодушной. Она бросила на вошедшего уклончивый взгляд и снова ушла в себя, в свой недоступный для других внутренний мир.

– Вы позволите немного поговорить с вами? – спросил адвокат и присел на один из двух колченогих стульев, находившихся в помещении.

Она пожала плечами. Что от моего желания тут зависит, означало это движение.

– Сударыня, вы попали в крайне сложное положение. Вас обвиняют в ужасном преступлении, которое вы, быть может, и не совершали. А если вы его и совершили, то, возможно, у вас имелись на то очень веские основания. Иногда то, что для одних является преступлением, в глазах других – это справедливое возмездие за чью-то изломанную судьбу, погубленную жизнь, – решительно произнес Желтовский.

При этих словах арестантка заметно напряглась и подняла голову. В ее взоре словно вспыхнул огонь. Желтовский продолжил:

– Десять лет тому назад я знал одну девушку. Ее звали Розалия Киреева. Она служила гувернанткой в доме нашей дальней родни. Сын хозяев оказался распоследним подлецом и негодяем. Он соблазнил эту девушку, тайно женился на ней, а чуть позже замыслил убить ее, чтобы освободиться от ненужных ему пут брака. Я, к величайшему своему несчастью, приходился ему товарищем и родичем. Я засвидетельствовал свершение таинства их брака в храме, перед алтарем. Но это было для меня сущим адом, так как я сам был влюблен в Розалию. Страстно, мучительно! Именно это чувство и заставило меня добиваться справедливости для нее и стреляться с Анатолем Боровицким. Но, увы, мне не удалось достигнуть желаемого. И тогда я понадеялся, что Розалия прозреет – сама – и поймет, что она совершила ошибку. Что рядом с ней мог остаться я – я мог бы сделаться ее мужем, другом и защитником. Я бросил к ее ногам свою любовь, я готов был пожертвовать всем ради нее! Но, видимо, тогда я плохо умел выражать свои чувства, или же бедная девушка не поверила мне вполне. Она покинула меня, пропала, исчезла из моей жизни. И с той самой поры дня не проходило, чтобы я не думал о ней, не страдал, не обвинял себя, не искал ее. Где я только не побывал! Я обшарил все гостиницы столицы, все меблированные комнаты, больницы, приюты… Я давал объявления в газетах. Каждый день я ждал, что она откликнется, отзовется, услышит мои мольбы – вернется. Но, увы, она пропала. Пропала бесследно! Я погрузился в полнейшее отчаяние. Постепенно я оставил попытки ее найти, и вот – вдруг – мне говорят – быть может, подозреваемая в убийстве женщина и есть Розалия Киреева! Что ж, отвечаю я. Она изменилась ужасно. Но это вполне возможно, ведь удар о камни был так силен, боли в спине могли заставить ее со временем так заметно согнуться. Изменилось и ее лицо – ведь перенесенные страдания изменят кого угодно. Она не узнала меня, не желая осложнять мою жизнь. Но я готов принять любые трудности ради нее, ради обретения – вновь – своей Розалии! Пусть только она даст мне знак, пусть не терзает, не мучает меня сомнениями. Я все тот же, я – прежний Сережа Желтовский! А где прежняя Розалия?

– Прежней Розалии нет, она умерла, – последовал глухой ответ.

– Умерла?! – в отчаянии воскликнул Желтовский. – Но тогда кто вы?

– Лишь ее тень.

– Тень! – Сергей закрыл руками лицо. – Тени прошлого мучают меня. Я вижу, как она плывет по реке, я чувствую тяжесть ее тела и намокшего платья на своих руках…

– Острые камни невыносимо впиваются в тело, а холодная вода заливает лицо, – продолжила горбунья едва слышным голосом, прикрыв глаза. – Уже вышла луна, и над водой парит сова…

– Розалия, – прошептал Сергей и осторожно взял ее за руки. – Помнишь, как мы сидели подолгу на веранде и читали, говорили о всякой всячине, спорили о книгах? Ты любила «Собор Парижской богоматери» Виктора Гюго…

– Увы, теперь я сама уподобилась безобразному Квазимодо! – слабо улыбнулась женщина.

– Нет, ты – моя Эсмеральда! – Он прикоснулся губами к ее руке. По ее телу пробежала дрожь, которая передалась и ему.

– Полно, – она усмехнулась. – Скорее, ее тень, воспоминание.