Элейн Каннингем - Алиса

Уже по дороге, сидя рядом со Шлакманом на переднем сиденье, я спросил гиганта про его отца и про ключи.

— А кто его преследовал? — спросил я. — Энджи?

— Наверное, — пожал плечами верзила. — Он ведь насел на тебя в подземке.

— А каким образом у вашего отца оказались оба ключа?

— Господи, Кэмбер, неужели тебе не ясно? У него был один ключ, а второй хранился у толстяка. Старик его попросту спер. Старый мерзавец хотел вычистить сейф и дать деру. Чтобы мы тут с Монтесом отдувались. После всего, что я для него сделал! По окончании войны, когда мы перебрались в страну Монтеса, мне было всего двенадцать. Ты, небось, думаешь, что старый козел прихватил меня с собой из любви? Как бы не так! Первый год мы там протянули лишь благодаря тому, что он выгнал мою мать на улицу, заставляя спать со всеми подряд. Когда кто-то пришил её, воткнув нож в спину, папаша нанял двух шлюх, а меня приставил к ним альфонсом. Вот тогда я и поклялся, что в один прекрасный день замочу его — только сперва дождусь, пока он разбогатеет. Потом он связался с толстяком и они организовали это дельце…

— Какое дельце? — поинтересовалась Алиса, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Я имею в виду то, что находится в сейфе, дамочка.

— Шлакман, — произнес я. — Мы ведь не знаем, что там находится.

— Что?

— Честное слово. Мы даже понятия об этом не имеем.

— Чтоб меня разорвало! — прыснул Шлакман и гнусненько захихикал.

— А что там находится, мистер Шлакман? — спросила Алиса.

— Орешки, — ответил гигант и покатился со смеху. — Земляные орешки.

Из-за горизонта медленно показалась луна. Когда мы подкатили к лодочной станции, она уже выплыла почти наполовину — толстое, раздувшееся желтоватое полушарие, более похожее на летнее светило, чем на луну конца марта, созидательная луна, луна надежды, но никак не отчаяния. В лачуге Маллигена горел свет, а в конце причала на привязи темнела обещанная моторная лодка.

Оставив машину в кустах у пристани, мы быстро зашагали по дощатому причалу. Лодку Маллиген подобрал на славу: шестнадцатифутовое суденышко с алюминиевым корпусом, легкое и быстрое, с мощным джонсоновским мотором на корме. Внутри лежали две пары весел, багор и моток прочной бечевки; десятигаллоновая канистра с топливом была присоединена к мотору резиновым шлангом. Маллиген не просто предоставил мне лодку — он ещё и заботливо оборудовал её всем необходимым, всем, что могло мне понадобиться. Мысленно я поблагодарил бывшего боксера и дал себе зарок когда-нибудь отплатить ему за его доброту.

Стоя у конца причала, я сказал:

— Я хотел бы знать, куда нам держать курс, Шлакман? Я хочу знать, где находится моя дочь.

— На лодке толстяка — где же еще.

— А где это?

— Не гони лошадей, Кэмбер. Придет время — все узнаешь.

— А что у них за лодка?

— Моторная яхта. Какое тебе дело? Мы же уговорились — вам девчонка, мне — ключ.

— Я просто хочу знать, в какую сторону вести лодку.

— От тебя требуется только одно — запустить мотор и выйти на открытую воду. Ты умеешь управлять моторкой?

— Умею.

— Тогда — полезайте. Хватит тявкать.

— Не спорь с ним, Джонни, — сказала Алиса. — Теперь уже поздно пререкаться.

Я покрутил рукой, ловя на запястье отражение лунного света. Было без восемнадцати десять. Ночь стояла тихая и безветренная, приливная вода была гладкой, как зеркало. К югу от нас небо озаряли ночные огни Нью-Йорка.

Шлакман уселся на носу лодки вполоборота к нам, а мы с Алисой разместились на корме. Шлакман оттолкнул лодку от причала, а я потянул за шнур, чтобы запустить мотор. Прекрасно отрегулированный механизм завелся сразу. Я ослабил дроссель и вывел лодку на середину реки. В ту же секунду я проклял себя за глупость — мне даже в голову не пришло, что нужно было захватить с собой фонарь. Впрочем, пока небо оставалось безоблачным, луна сияла так ярко, что я мог вполне обойтись и без него. Во всяком случае, очертания берегов я различал с легкостью, да и о приближении к очередному мосту узнавал с приличным запасом.

Хакенсак — река неширокая. Начинаясь всего в двадцати милях севернее как крохотный ручеек, она быстро разливалась и превращалась в приливное русло, которое вскоре вливалось в Мидоус — огромную болотистую пойму величиной с Манхэттен. Здесь река лишалась берегов, а для обозначения прежнего русла служили только редкие бакены и буи. В остальном, пробираться приходилось вслепую, почти на ощупь.

В том месте, где мы находились, была ещё река и я, стараясь держась посередине, взял курс на юг. Шли мы довольно медленно. Шлакман требовал увеличить скорость, но я отказывался.

— К чему нам привлекать лишнее внимание? — сказал я. — Мотор и так слышно издалека. Если я прибавлю обороты, он будет реветь, как реактивный самолет.

— Ты хоть знаешь эту реку?

— Достаточно, чтобы добраться до Мидоуса, — ответил я.

Вплоть до самого Мидоуса никто из нас больше не раскрывал рта. Я сидел на корме возле мотора, держа руку на рычаге дросселя, а Алиса, сидя по соседству, сжимала меня за вторую руку. Я был признателен за этот знак, Алиса таким образом давала мне понять, что я частично прощен. Шлакман по-прежнему восседал на носу, огромный и зловещий; я был рад, что во мраке не различал его черт — любование такой русалкой доставляло мне мало радости.

Время от времени мы проходили под мостами. Мосты жили своей собственной жизнью — некоторые вибрировали из-за проносившихся машин, однажды прямо над нами прогромыхал поезд, а ещё раз нас кто-то окликнул.

В целом же, мы перемещались в своем собственном замкнутом мирке, отделенные от внешней суеты несколькими десятками ярдов водной глади.

Хакенсак и днем — не слишком посещаемое место. Сейчас же, когда всходящая луна поменяла свою оранжевый покров на серебристо-голубую мантию, река приобрела совсем призрачный облик, превратившись в маленький затерянный мир, совершенно оторванный от цивилизации, до которой было отсюда рукой подать. Наконец, когда мы выскользнули в темный лабиринт Мидоуса, Шлакман нарушил молчание.

— Слушай, Кэмбер — ты знаешь протоку Берри-Крик?

Мы перемещались по заливчику, окаймленному с обеих сторон высоким сухим тростником; к западу тростниковые заросли простирались, казалось, до бесконечности, а к востоку — отделяли нас от автострады Джерси. Там, в отдалении, виднелись огни магистрали, покрытой светлячками фар, а ещё дальше возвышалась мерцающая игла — башня Эмпайр Стейт Билдинга.

— Днем, мне кажется, я бы её нашел, — ответил я.

— Я же тебя не про день спрашиваю, Кэмбер.

— Разумеется, я попытаюсь найти эту протоку, Шлакман. Уж не мне ли хотеть туда добраться.

— Как думаешь, далеко до неё отсюда?