Хизер Грэм - Приходит ночь

— Могу я… забрать фотографии, Ли? — спросила она, пытаясь отдышаться.

Его глаза были устремлены на нее, сияя золотисто-желтым, как у кошки в темноте, светом.

Он нежно отвел выбившуюся прядь волос с ее щеки.

— А почему это тебе так нужно?

— Что? — прошептала Брин.

Он хмыкнул — хриплый звук, который мог значить все, что угодно. Дразняще… и чуть зловеще. И даже несколько провоцирующе. И с каким-то опасным намеком, против которого она ничего не могла предпринять — только тянуть время.

— Ты слышала, что я сказал, Брин.

Он улыбался, будто это все еще была их чувственная игра и ничего более. Но серьезная игра. Она все еще полагала, что сможет соблазнить его всеми этими улыбками и жаркими поцелуями. Она никак не ожидала, что дело дойдет до этой точки. Но так случилось, и ей казалось, что ее тело изнутри сжигают, разрывают и потрясают разряды электрических молний. Что ей остается делать? Что ей следует говорить?

Она быстро отвела взгляд. Ей надо добыть эти фотографии. Вот что было реальностью, вот что было на самом деле. Ей надо сделать все, что угодно, но заполучить их.

— Брин?

Они оба рассмеялись так нервно, словно их обдал порыв жаркого ветра, добродушного, но дразнящего.

— Ли… разве это так важно? — Она нежно коснулась его подбородка ноготком. — Дела идут своим чередом, вне зависимости, что мы говорим или делаем. По мне бы хотелось получить эти фотографии. Очень хотелось бы. Ты отдашь их мне? Я…

На секунду Брин показалось, что она с этим справится. Ее волнение было запредельным. Он был слишком близко, прикасался к ней, но каким бы нежным ни было его прикосновение, она знала, что где-то глубоко скрыта его мужская сила и мощь, которые, как полной, могут унести ее куда-то далеко, а ее разбитое, израненное сердце выплеснуть на берег какого-то далекого необитаемого острова. А заслуживает ли она чего-то большего? Она — несмотря на чувственный смех и все эти милые уловки — пришла сюда торговать собой.

— Да какое это может иметь значение? — воскликнула она нетерпеливо.

Фотографии — вот что важно. Ее племянники — вот что важно. Ее душевный покой и, возможно, ее здоровье, и здоровье детей…

— Я согласна на все… за эти фотографии, — сказала она отчетливо, нежно и вкрадчиво, как только могла.

Он взял ее руки, поцеловал обе. Их глаза встретились, он улыбнулся.

— Ли?..

— Нет, — сказал он резко.

— Что? — с трудом произнесла она.

Он оттолкнул ее руки и одним ловким движением отсадил подальше на диван и встал, скрестив руки на груди, напротив нее.

— Ты меня слышала — нет. Я ни на секунду не поверил, что ты обо мне заботишься. Шутки кончились. Я не знаю, что за этим всем стоит, и коль скоро ты, кажется, не собираешься мне об этом говорить, тебе не удастся примешать секс к бизнесу. — Его глаза, сверкая по-кошачьи желтым блеском, обежали ее, оценивая. — Награда, конечно, соблазнительная, моя дорогая, но, боюсь, постельный бартер — это не для меня.

Она глядела на него секунду, и мириады чувств проносились в ее душе.

А потом прорвалась злость. Она вела себя как последняя дура — и все зря!

— Ты ублюдок! Просто самолюбивый ублюдок!

Брин вскочила на ноги, и он подумал, что, наверное, она попытается ударить его. Он был готов к этому и перехватил ее кулачок на лету.

— Когда ты действительно захочешь меня, Брин, возвращайся.

— Да скорее в аду снег пойдет! — закричала она, вырывая из его руки свое запястье.

Она резко повернулась, чтобы уйти, и споткнулась о диван. Ли попытался помочь ей, но она отпихнула его руки, и он тихо рассмеялся.

— Возможно, в аду все-таки иногда идет снег, — произнес он насмешливо.

— Никогда! Чтоб ты сгнил, чтоб ты сдох! Надеюсь, твои фанаты раздерут тебя в клочья и скормят тебя стервятникам…

— Как я тебя понимаю, Брин.

Он все еще стоял напротив стойки со стрелами, его золотистые глаза были прищурены, руки на бедрах — истинное воплощение мужской силы и опасности, — когда она хлопнула входной дверью, все еще проклиная его как сумасшедшая.

В машине она расплакалась, а из-под бешено вращающихся колес машины, когда она тронулась с места, брызнул гравий.

Те пятнадцать минут, что Брин ехала до дома, она тысячу раз переходила от злости к отчаянию.

Что ей теперь делать? Когда это чертов шептун позвонит опять, ей придется сказать, что она перепробовала все способы, и если уж эти фотографии ему так нужны, пусть возьмет их у Кондора сам. Это же так просто.

А ей надо позвонить в полицию. Это надо было сделать с самого начала. Не изводиться страхом, беспокойством и…

Унижением, которому ее подвергли в этот ужасный вечер!

Он с самого начала знал, что ей от него что-то надо. С самого начала. И он играл с ней все это время, подыгрывал ей исподволь с тем же самым мастерством, с которым играет на своих барабанах. Позволил ей приехать к нему, все это время зная, что ничего не собирается для нее делать. «Возвращайся, приходи назад.»

Да будь он проклят! Она выставила себя дурой, сглупила с этой ее сексуальной сделкой, выставила себя с самой худшей стороны. И самое главное, она так и не получила фотографий!

Машина с визгом свернула на дорожку к дому. Брин немного посидела за рулем, охваченная дрожью, удивляясь тому, что она уже у себя. Хорошо, что она знала Тахо как свои пять пальцев. Инстинкт сам привел ее домой.

«Сделай глубокий вдох, — сказала себе самой Брин. — И успокойся. Надо войти и поговорить с Барбарой будто ничего, так, будто ничего не произошло».

Она взяла сумочку, но ее шарф остался у Кондора. Небольшая потеря. Она почувствовала большой соблазн сжечь всю одежду, которая была на ней в этот вечер.

«Не хлопай дверью, Брин! Дети спят. Войди, широко улыбнись Барбаре и скажи ей, что немного выпила и вообще здорово провела вечер».

Она уже подошла к парадной двери, но недовольное выражение все еще оставалось на ее лице.

Фонарь над крыльцом не горел. Барбара всегда заботилась о том, чтобы парадный вход был освещен — гораздо больше, чем Брин. Каждый раз, когда она приходила, обязательно его зажигала. Взломщики, утверждала Барбара, гораздо более склонны нападать в темноте, а не тогда, когда вовсю горит свет.

Брин, пытаясь вставить ключ в скважину, сразу же позабыла про Ли — дверь сама распахнулась, и она застыла на пороге, озадаченная.

Она слышала, как говорит телевизор. В гостиной горел свет, на кухне тоже. Казалось, все как всегда. Ей были даже видны ноги Барбары, лежащие на изножье дивана.

— Барб? — тихо позвала Брин.

Ответа не последовало. Осторожно Брин вошла в дом и на цыпочках подошла к дивану. Барбара расположилась там, и, судя по ее спокойной позе, вполне с комфортом. Хоть она и была несколько бледна, но спала, видимо, здоровым, крепким сном, раз даже не слышала, как вошла Брин.