Хизер Грэм - Приходит ночь

Барбара повернулась к ней, тронув за плечо и наклоняясь, чтобы Брин могла ее слышать.

— Терпеть не могу, когда женщина философствует, — сказала она сухо, — но некоторые истины все-таки трудно отрицать. Например, без труда не вытянешь рыбку из пруда.

— Видеоклип скоро отснимут.

— И ты думаешь, он исчезнет так же незаметно, как и появился? Будь уверена, этого не случится, Брин. Уж поверь мне, и это совершенно очевидно — он от тебя просто без ума.

Брин состроила гримасу.

— Может, просто потому, что он чувствует ответственность за то, что случилось. Я имею в виду, — Брин опять понизила голос до свистящего шепота, — что все началось с тех фотографий, что я делала для него.

Барбара фыркнула.

— Думаю, ты плохо знаешь своего мужика, моя сладкая. Ответственность ответственностью, но если он не хочет быть с тобой, то и не будет. И с самого начала любой дурак мог видеть, как вас обоих влечет друг к другу.

— Ну да, — проворчала Брин недовольно.

Она собиралась дать Барбаре достойный ответ на ее бестактность, но почувствовала на плече чью-то руку. Она повернулась и увидела Дирка Хэммарфидда, смотревшего на нее с его обычной улыбкой.

— Как вам вечер, дамы?

Брин охватил озноб. Давно он здесь? Был ли этот радушно улыбающийся человек тем, кто превратил ее жизнь в сущий ад?

Ей захотелось зарыдать, закричать на него: «Где Эдам? Где сейчас мой племянник? Если я не получу его завтра, если он хоть чуть-чуть пострадает, то я…»

Что? Что? Это она была всецело в чьей-то власти. Что она здесь делает? Что она может здесь узнать?

— Прекрасный вечер, благодарю вас, — услышала Брин собственный голос и потом принялась болтать без умолку: — Жареная утка просто восхитительна. А как подан салат! Нечто из ряда вон!

— Сердечки из артишоков были просто бесподобны, — добавила Барбара.

Они переглянулись — что, длительная нервотрепка превратила их в ликующих идиоток, не способных говорить нормально?

— Рад, что угощение вам понравилось, — ответил Хэммарфилд.

Была ли его улыбка действительно радушной? Или в ней было что-то кривое и злобное?

— Кажется, — продолжил Хэммарфилд, — Кондор выбрал эту милую тихую балладу специально для меня. Можно пригласить вас на танец, мисс Келлер?

«Нет!» — захотелось ей закричать на весь зал. Но она подала ему руку — и улыбнулась такой же пластилиновой улыбкой, как и его собственная:

— С огромным удовольствием, мистер Хэммарфилд.

Дирк Хэммарфилд мельком глянул на Барбару:

— Вы не возражаете?

— Ну что вы, — поспешно сказала Барбара.

Едва они дошли до танцпола, как Брин почувствовала себя не в своей тарелке. Дирк Хэммарфилд был приверженцем стиля «щека к щеке, тело к телу». Брин старалась держаться подальше, но, не устраивая сцены, этого было не добиться. Черт бы побрал Ли! Надо было сказать ему, чтобы весь вечер играл только быстрые танцы!

Брин удалось отвести свое лицо достаточно далеко от его плеча — как будто для того, чтобы поговорить.

— И как, мистер Хэммарфилд, проходит ваша избирательная кампания?

— Хорошо. Замечательно! — сказал он, резвясь. Его рука соскользнула со спины Брин на талию, а потом, когда Хэммарфилд неожиданно повернул ее, сползла еще ниже.

Тут Брин осознала, что они находятся прямо перед сценой. Она подняла глаза, чтобы посмотреть на Ли. И хотя голос его не дрогнул и он не сбился с ритма, он смотрел прямо на нее. И она разглядела этот свойственный только ему блеск глаз. Гнев. Не от этого ли он так яростно бил по своим барабанам? Он подумал, что она хотела позлить его? Что ей нравится, как этот политик ее лапает? Это ведь была его идея — привести ее сюда.

— Как получились ваши фотографии, мисс Келлер?

Сердце у Брин екнуло.

— Я вообще-то не знаю, — соврала она. — Я отдала пленку и пробные снимки Ли сразу после съемки.

Брин почувствовала, как у нее подгибаются колени, но она продолжала смотреть на Хэммарфилда, надеясь увидеть, отреагирует ли он как-нибудь на эту ложь.

— Какая жалось. Я бы очень хотел на них взглянуть.

Никакой реакции, его глаза упорно смотрели на нее, а рука сползала все даже и ниже. Он почти что ласкал ее.

Брин скрипнула зубами, схватила его руку — больше такого она терпеть была не в силах — и улыбнулась. Он вполне мог быть похитителем. Он прямо в эту минуту мог удерживать Эдама и… осмеливался прикасаться к ней, будто любовник. Еще немного, и она сорвется на крик, или упадет в обморок, или ее стошнит. Этому должен прийти конец. Она не обязана терпеть такое от кого бы то ни было.

— А где ваша жена, мистер Хэммарфилд? — спросила она. — Не имела удовольствия познакомиться с ней.

Хэммарфилд заметно побледнел. Он приоткрыл рот, чтобы ответить, но вдруг резко повернулся. Брин поняла, что его кто-то хлопнул по плечу.

— Можно разбить вашу пару, сэр? Полагаю, невежливо делать такое с героем дня, но боюсь, у меня не будет другого случая потанцевать с этой дамой.

— Конечно, конечно! — Хэммарфилд похлопал вновь прибывшего по спине, а Брин широко улыбнулась.

Ее спас от чемпиона танцпола по приставаниям и всех прочих возможных болезненных осложнений тот молодой чемпион-гольфист Майк Уинфельд. Его отличала здоровая привлекательность человека, много времени проводящего на свежем воздухе, и Брин была в самом деле ему благодарна.

— Позволите? — спросил он.

— Разумеется! — пролепетала она, вздыхая с истинным облегчением.

Все предыдущее показалось ей каким-то кошмаром.

Он прижал ее к себе, и они заскользили по танцполу в быстром танце.

— Не думал, что удастся увидеть вас так скоро, — сказал он с упреком.

— Я же действительно была занята! — сказала Брин.

— Съемками знаменитостей?

— Танцами для видеоклипа Ли. Я еще и танцовщица.

— Готов поспорить, что так, — сказал он с одобрением.

— Как ваша игра? — спросила Брин.

— О, прекрасно. Иной раз попадаешь в песчаный капкан, но, как правило, можно найти выход. Когда вы сможете сделать мои фотографии?

— Я действительно пока не знаю, — сказала Брин извиняющимся тоном. — Я все еще работаю на Ли.

— Ох, — сказал он грустно, поворачивая ее еще раз.

Брин подумала, что быть танцовщицей хорошо — только профессионал удержался бы на ногах после его наклонов и поворотов.

А потом она почувствовала, что он прижимает ее к себе так же тесно, как и Хэммарфилд. Гольфисты — как и политики — рук на привязи явно не держали. Проблема с Уинфельдом состояла в том, что он был слишком быстрым, и она не могла достаточно быстро двигаться, чтобы избежать его вездесущих пальцев.

Ли был рад тому, что игра была для него была естественна, как дыхание, потому что его ум был в смятении.

Ли невыносимо было видеть ее с Хэммарфилдом и с гольфистом. Она была одета в узкое черное шелковое платье, перепоясанное в талии. Шелк изящно облегал ее формы, а когда она танцевала… когда она двигалась… она была такой подвижной, такой гибкой и прекрасной.