Нэнси Бартоломью - Стриптиз

Дениз еле вымолвила:

— Его кто-то украл.

Я сразу пришла в ярость. У меня тоже есть собачка — маленькая чихуахуа по кличке Флафи. Если бы ее украли, это было бы равносильно потере ребенка. Мы здесь в «Тиффани» как одна большая семья. Для посторонних мы чужие. Подозреваю, что в нас видят только девочек, способных возбуждать самые низменные инстинкты, считают, что мы занимаем одну ступень с проститутками и адвокатами. Но друг за друга мы стоим горой. И если у кого-то из нас что-то случается, это наша общая беда.

— Кому понадобилось похищать маленького Арло? — спросила я. — Да и как они его украли?

— Я не знаю, — тихо проскулила Дениз, порылась в карманах и достала что-то, что я поначалу приняла за носовой платок. — Они оставили вот это, — сказала она, протягивая мне скомканный, закапанный слезами листок бумаги.

В баре было темно, и я не смогла разглядеть, что там написано. Поэтому я взяла Дениз за руку и потащила в служебное помещение, где в проходе остановилась под лампочкой. Уединиться в «Тиффани» невозможно, тем более в проходе, где все время туда-сюда снуют девушки и работники клуба. Я расправила скомканный листок и прочитала следующее:

Если вы хотите снова увидеть своего кобеля, заплатите сто тысяч долларов. Не ищите нас, мы позвоним вам сами.

Это уже было просто как в кино. Текст был составлен из отдельных слов, вырезанных из журналов и неровными полосками наклеенных на бумагу. Интересно, у кого хватило ума похитить беспородную собаку и потребовать у барменши выкуп в сто тысяч долларов?

Я уже было раскрыла рот, чтобы задать этот вопрос и еще несколько сотен других, однако увидела, что прямо на нас, словно огромный грузовик, движется Винсент Гамбуццо.

— Послушай, — прошептала я быстро Дениз, — ничего не говори Винсенту, возвращайся в бар, я с ним сама разберусь. А вечером, когда освободимся, пойдем к тебе и подумаем, что делать.

Дениз замерла и уставилась на Винсента, как олень, ослепленный посередине дороги светом фар. Я легонько подтолкнула ее, чтобы она сдвинулась с места, а сама повернулась к боссу. У меня было такое чувство, что Винсент готов переехать меня, чтобы добраться до Дениз и устроить ей взбучку за то, что она ушла с рабочего места. Иногда такое нападает на Винсента. Он любит показать свою власть, если видит, что его боятся.

Но я никогда не боялась его. Во-первых, на шпильках я была на добрых четыре дюйма выше, чем он. А во-вторых, Винсент прекрасно знал, что мне все известно. Когда он около года назад купил клуб, то все старался показать нам, девочкам, какой он крутой и какие у него крутые связи. Рассядется, бывало — а веса в нем не менее трех сотен фунтов, — в черном костюме, в черной шелковой рубашке с черным галстуком и в черных очках, которые пол-лица закрывают, а в клубе у нас и так всегда полумрак, и начинает рассказывать о том, какие у него крутые друзья вроде Лаки Паньоцци и Рыжего Упрямца Ранци. Когда я впервые услышала эти рассказы, то сразу поняла, что он ни о чем не имеет понятия. Знаете, если угораздило вырасти в Филадельфии, то уж наверняка знаешь каждого мафиози по имени и все о нем. Лаки Паньоцци был пустым местом, никто из моих друзей даже не слышал о нем. А что касается Рыжего Упрямца Ранци — да, это имя было действительно известно. Но вся беда заключалась в том, что известно оно стало уже после того, как Винсент купил «Тиффани». Стиффа Реда в конце семидесятых можно было часто встретить у ресторана в Форт-Лодердейле. Там он бегал в шестерках в одной из группировок.

Я разузнала, что Винсент Гамбуццо был сыном мелкого мафиози. Он надеялся вылезти в крутые, приобретая «Тиффани». И когда в первый раз попробовал пристать ко мне, я ему все это выложила.

— Винсент, — сказала я тогда, — я в полном восхищении от того, что ты здесь делаешь. Честно. Это просто гениальная идея — превратить «Тиффани» в классный клуб, но ты совершаешь одну ошибку.

— Это какую же? — спросил он, подражая голосу Марлона Брандо. Он развалился в кресле и как-то набычился, словно готовился к драке.

— Ну, ты так классно начал, а теперь запугиваешь здесь всех. Я у тебя первый номер, а ты обращаешься со мной так, будто я пустое место и у меня нет таланта. Знаешь, это не прибавит тебе уважения у тех, кто на тебя работает. А вот недовольных будет много.

Винсент покраснел, задвигал челюстями, но прежде чем успел что-то сказать, я продолжила:

— И потом, моя фамилия Лаватини, и пишется она так же, как у Мооса Лаватини. Слышал когда-нибудь?

Ладно, признаюсь: никакого отношения к Моосу Лаватини, возглавляющему синдикат «Лаватини Кейп-Мей», штат Нью-Джерси, я не имею, но зачем Винсенту знать об этом?

Я замолчала и многозначительно, посмотрела на него. Винсент проглотил наживку и затих. Больше он со мной не разговаривал так, словно я кусок мяса у него на тарелке. А я, в свою очередь, никому не рассказывала, что все его крутые связи — сплошная туфта.

Поэтому, когда увидел меня в проходе, Винсент понял, что до Дениз ему не добраться. Он смирился с этим и уставился на меня поверх темных очков.

— Тебе что, делать нечего? Весь проход загородила, — недовольно проворчал он.

Надо было как-то сохранить достоинство, поэтому я гордо прошла мимо него в гримерную. До моего второго выхода оставалось пять минут. И только оказавшись в гримерной, я вдруг сообразила, что продолжаю держать в руках смятую записку с требованием выкупа за Арло.

Дениз жила неподалеку от «Тиффани». Ей повезло, она попала в Панама-Сити зимой, в мертвый сезон, когда разве что только канадцы приезжают погреться. Она снимала номер в «Голубом Марлине», одном из небольших семейных мотелей, которые протянулись вдоль шоссе № 98, главной дороги, ведущей к побережью. Раз в неделю она подменяла администратора мотеля за стойкой конторы. Благодаря этому ей удавалось в течение всего года платить за номер зимнюю стоимость.

Мы прошли мимо бассейна, вода в котором подсвечивалась лампами, расположенными прямо в нишах стенок. Этот свет придавал нашим лицам странные и нереальные выражения. Номер Дениз находился в дальнем конце площадки, занимаемой мотелем, рядом с прачечной и автоматом по производству льда. Стоял апрель. Сезон уже начался, и номера в мотеле были заполнены. Молодежь развлекалась вовсю. Из окон доносились громкие голоса и музыка, вечеринки были в разгаре. Весь этот шум и гам отражался от стен, окружающих комплекс, создавая еще большую какофонию.

Дениз, казалось, ничего не слышала. Она механически вставила ключ в замок, но ключ не поворачивался.

— Черт! — нетерпеливо пробормотала она.

— Давай я попробую.

Я попыталась повернуть ключ в замке и быстро поняла, в чем дело. Дениз уже открыла его, но я не стала говорить ей об этом, повернула дверную ручку и толкнула дверь. Свет внутри был выключен, небольшое помещение освещалось только слабым светом неоновых трубок, обрамляющих каждое крыло мотеля. Но даже в этом призрачном свете я поняла — что-то не так. Или просто Дениз никудышная хозяйка. Внутри номера все было перевернуто вверх дном. Матрац с кровати валялся на полу, простыни сорваны и свалены в кучу, торшеры опрокинуты, вещи из ящиков комода разбросаны по всей комнате.