Нора Робертс - Любовь Лилы

Она хлопнула его по руке, тянущейся к тарелке с тостами.

— А тебе пора изображать архитектора.

Балансируя подносом, Лила оставила Слоана и направилась в холл. Основной этаж Башен представлял собой лабиринт комнат с высокими потолками и потрескавшейся штукатуркой. В пору своего расцвета особняк был достопримечательностью, изысканным летним домом, возведенным Фергусом Калхоуном в 1904 году. Это строение — с глянцевыми деревянными панелями, хрустальными дверными ручками и замысловатыми фресками — являлось символом статуса их предка.

Теперь крыша прохудилась в таком множестве мест, что и не сосчитать, водопровод грохотал, стены облупились. Как и сестры, Лила обожала каждый дюйм лепнины с отбитыми фрагментами. Это был ее дом, единственный дом, хранивший воспоминания о родителях, которых они потеряли пятнадцать лет назад.

Лила остановилась наверху винтовой лестницы. Слышался приглушенный расстоянием энергичный стук. В западном крыле производился жизненно необходимый ремонт. Благодаря Слоану и Тренту Башни вернут по крайней мере часть прежней славы. Лиле нравился их проект, и, будучи женщиной, считающей ничегонеделание наилучшим времяпрепровождением, она наслаждалась звуками напряженной трудовой деятельности.

Когда девушка вошла в комнату, мужчина все еще не проснулся. Она знала, что он метался всю ночь, потому что растянулась в изножье кровати, отказавшись оставить его одного, и урывками спала там до утра.

Лила тихонько поставила поднос на бюро и толкнула двери на террасу. Теплый ароматный воздух хлынул внутрь. Не в силах противиться очарованию ясного утра, она вышла наружу, чтобы взбодриться. Солнечный свет искрился на влажной траве, блестел на лепестках светло-розовых пионов, все еще тяжело согнувшихся после дождя. Царственно синие клематисы, размером с блюдце, вились по одной из белых решеток, соревнуясь с распустившимися розами.

Над высоким, по пояс, ограждением террасы виднелись блики глубокой синевы залива и более зеленая, но менее безмятежная поверхность Атлантики. Казалось нереальным, что только вчера она нырнула в эту воду, вытащила незнакомца и боролась за свою жизнь. Но мускулы, непривычные к таким физическим нагрузкам, болели достаточно сильно, чтобы в памяти всплыли ужасные моменты.

Лила предпочла сосредоточиться на сегодняшнем утре и его великодушной праздности. С такого расстояния один из туристических теплоходиков, заполненный людьми, сжимающими видеокамеры и детей в надежде увидеть кита, выглядел крошечным, как игрушка.

Стоял июнь, отдыхающие прибывали в Бар-Харбор за солнцем и покупками, поглощали тонны омаров, лакомились мороженым, посещали магазины с фирменными футболками и заполоняли улицы, разыскивая подходящие сувениры. Для них это просто курорт, для Лилы — родной дом.

Она наблюдала, как уходит в море трехмачтовая шхуна, и позволила себе немного помечтать перед возвращением в спальню.

Макс грезил. Часть рассудка признавала, что это были видения, но мышцы живота все еще не желали разжиматься, частота пульса зашкаливала. Один в бушующем мрачном море, изо всех сил молотит руками и ногами, преодолевая вздымающиеся волны, которые били и волокли под воду в ослепляющий удушающий мир. Легкие горели. Удары сердца отдавались в голове.

Дезориентация была полной: черная бездна внизу, черное небо наверху. В висках невыносимо стучало, тело не слушалось, он погружался все глубже и глубже. Потом появилась она — рыжие волосы обтекают со всех сторон, обвивают белоснежное стройное тело с высокой грудью, пылают нежные колдовские зеленые глаза. Произнесла его имя, в голосе звучал смех… манящий, звонкий. Медленно и изящно, как балерина, протянула руки и обняла его. Он почувствовал соль и секс на лукавых губах, накрывших его рот.

Застонав, Макс с сожалением начал просыпаться. В плече восстала и запульсировала боль, невыносимо и резко заломило голову. Связные мысли ускользали. Сосредоточившись, постарался игнорировать поток ощущений и первым делом обратил внимание на высокие кессонные потолки, испещренные трещинами. Макс слегка пошевелился и тут же остро прочувствовал каждый измученный мускул.

Комната выглядела огромной или, возможно, казалась такой, потому что была очень скудно обставлена. Зато какой мебелью! Большой антикварный шкаф с дверцами, украшенными искусной резьбой. Единственный стул, несомненно, в стиле Людовика ХV и пыльная прикроватная тумбочка работы Хепплуйта [6] Джордж Хепплуайт (англ. George Hepplewhite, 1727–1786) — крупная фигура в английском мебельном искусстве XVIII века. . Матрас проседал, но изножье кровати явно георгианской эпохи.

С трудом приподнявшись на локтях, Макс увидел Лилу, стоящую в открытых дверях террасы. Бриз ерошил длинные пряди волос. Он сглотнул. По крайней мере, теперь совершенно ясно, что она не русалка и у нее имеются ноги. Господи, длиной до шеи. Девушка, одетая в цветастые шорты и простую синюю футболку, улыбалась.

— Так вы проснулись.

Лила подошла и заботливым материнским жестом дотронулась до его лба. У Макса пересохло в горле.

— Лихорадки нет. Вам повезло.

— Да.

Ее улыбка стала шире.

— Есть хотите?

В животе определенно зияла дыра.

— Да.

Макс задался вопросом, обретет ли когда-нибудь способность выдавливать в ее присутствии больше одного слова. В настоящий момент отчитывал себя за то, что воображает ее обнаженной, а ведь она рисковала жизнью, спасая его.

— Вас зовут Лила.

— Правильно. — Она отошла, чтобы принести поднос. — Сомневалась, что вы что-то помните о прошлой ночи.

Боль терзала так, что он стиснул зубы и изо всех сил попытался сдержать стон.

— Помню пять красивых женщин. Я решил, что попал на небеса.

Она снова засмеялась и, поставив еду в изножье кровати, подошла, чтобы поправить подушки.

— Это три мои сестры и наша тетя. Можете сесть?

Когда ее рука скользнула по его спине, поддерживая, Макс осознал, что раздет. Полностью.

— Ох…

— Не волнуйтесь, я не смотрю. Пока.

Лила опять рассмеялась, заставив его напрячься.

— Ваша одежда насквозь пропиталась соленой водой… а рубашка пропала. Расслабьтесь, — скомандовала она, устанавливая поднос на его коленях. — Мой зять и будущий зять укладывали вас.

— О…

Похоже, он вернулся к слогам.

— Попробуйте чай, — предложила Лила. — Вероятно, вы заглотнули галлон морской воды, так что, держу пари, ваше горло просто горит.

Она увидела напряженную сосредоточенность в его глазах.

— Голова болит?

— Зверски.

— Сейчас вернусь.

Лила покинула его, оставив после себя шлейф необыкновенного экзотического аромата.

Макс в изнеможении откинулся назад. Он ненавидел чувство беспомощности — осадок наваждения детства, когда он был маленьким и страдал астмой. Его отец с отвращением отвернулся от него, поняв, что единственного сына-неудачника не удастся превратить в футбольную звезду. Хотя Макс и понимал, что это нелогично, но болезнь вернула несчастливые воспоминания.