Татьяна Корсакова - Третий ключ

В такой категоричной манере ведения дел Михаилу виделась некоторая подлость, поэтому сознательно к подобным трюкам он не прибегал уже много лет, а бессознательные свои порывы старался держать под контролем. Но даже той тоненькой, в волос толщиной, ледяной струйки, которой он давал ход, хватало, чтобы без особых физических и душевных затрат поставить на место кого угодно, даже несговорчивую Люсю.

– Так-то оно так. – Степаныч, который в этот самый момент на Михаила не смотрел, а возился возле Дамы, обернулся, с сомнением покачал головой: – Да только народу ведь это не объяснишь. Многие ведь до сих пор думают, что все из-за нее началось.

– Василий Степаныч, – Михаил устало прикрыл глаза, – ну вы-то хоть мне сказки не рассказывайте. Мы же с вами цивилизованные люди и прекрасно понимаем, что статуя к произошедшему не имеет ровным счетом никакого отношения, что это все плод больной психики.

– Чьей больной психики? – поинтересовалась Люся, но как-то вяло, без присущего ей задора.

– Пугача. Сколько экспертиз тогда было проведено, сколько следственных экспериментов! Ведь доподлинно было установлено, что все это дело рук человеческих.

– Ага, человеческих, – отмахнулась бывшая. – Ты, Свирид, Глашке нашей расскажи про дела рук человеческих. А то она что-то до сих пор верит, что Дама к тем делам тоже причастна. Да если хочешь знать, она статуи этой испугалась сильнее, чем черепушки Пугача.

– Когда? – Во рту вдруг сделалось сухо, и руки предательски задрожали.

– Что – когда? – Люська досадливо покачала головой и сказала: – Эх, Свирид, не зря я с тобой развелась. Надо было раньше, да все, дура, надеялась...

– Приехала наша Аглая к бабке погостить, – поспешил вмешаться в разгорающуюся ссору Степаныч. – Петру рассказывала, что надоели ей заграницы, захотелось на родину...

– Надоели заграницы! – проворчала Люся. – Цаца такая! Нет, Степаныч, ну скажи, что цаца! Прирулила вся такая на понтах, смотрит на всех свысока, а сама одета, как бомжара последняя, в рванину какую-то. Еще звездой себя мнит. Нет, вы еще попомните мои слова – поперли нашу Глашку из звезд, вот она и приехала раны зализывать. А ты, Свирид, не теряйся, сходи, проконсультируй старую знакомую. Ей твоя консультация очень даже пригодится, потому что она ж больная на всю голову!

– Люся! – с укором сказал Степаныч.

– А что – Люся?! В детстве была придурочной и сейчас ку-ку! – Бывшая повертела указательным пальцем у виска. – А знаешь что, давай ее в пансионат позовем. Можешь ей скидочку сделать по старой дружбе и в мозгах ее куриных заодно покопаешься.

– Помолчи, – сказал Михаил с угрозой в голосе. – Люся, очень тебя прошу.

– Так что со статуями будем делать? – нарочито громко спросил Степаныч.

– В парке поставим. Сверимся с вашими эскизами и поставим. А сейчас, прошу меня извинить, мне пора!

Михаил торопливо шел по гравийной дорожке, а вслед ему неслись злые Люсины слова:

– Ну и иди! Ну и скатертью дорога!

Сегодня весь день провел с Оленькой. Гуляли по парку, спускались к пруду. Специально к этому случаю распорядился, чтобы вечером парк фонариками расцветили. Получилось красиво, сказочно. Лизоньке с Настенькой фонарики очень понравились, девочки хлопали в ладоши, смеялись ангельским своим смехом. Крохи еще совсем, а уже так на мать похожи.

Оленька меня благодарила, улыбалась и даже пробовала играть с девочками. Да только видел я, что тяжело ей. Вроде бы и силы вернулись, и румянец на щеках заиграл, а блеск из глаз пропал. И резвости прежней не стало. Часами может за пяльцами с вышивкой просидеть или на скамейке у пруда. И все недвижимо, точно статуя. Дорого бы я дал, чтобы узнать, о чем она думает, какие незримые картины видит. Да только нет мне ходу в ее царство. И мотылек, мой давешний проводник, куда-то улетел...

После того что с Оленькой приключилось, я многое прочел: и про душу, и про ее земное воплощение. Хочется мне думать, что мотылек – это не просто букашка, а спасенная из страшного плена Оленькина душа. Видать, становлюсь сентиментальным на старости лет...

А Илья Егорович метафизики не признает, говорит, времени прошло слишком мало, не оправилась еще Оленька от болезни, оттого и странности. Это он мне присоветовал свозить жену на курорт, чтобы развеялась, забыла то страшное, что с ней приключилось.

Решено! Управлюсь с делами – и отправимся мы в Карловы Вары на воды. Оленька моя еще ни разу за границей не была. Вот пусть посмотрит, подивится на заграничный курорт...

– Глаша, да что ж ты не ешь ничего?! Это кому ж я вареников наготовила?! – Баба Маня села напротив, подперла кулаком щеку, посмотрела на Аглаю внимательно и одновременно настороженно.

– Я ем. – В подтверждение своих слов Аглая подцепила вилкой вареник, но не рассчитала: вишневый сок брызнул во все стороны, запятнал нарядную, вручную расшитую баб-Манину скатерть. «Как кровь», – подумалось некстати, и от мыслей этих Аглаю затошнило.

– Постираем, – бабушка ногтем поскребла вишневое пятно. – Сейчас в магазине чего только не найдешь, купим какой-нибудь пятновыводитель.

Да, видно, совсем Аглая хреново выглядит, если первейшая на всю Антоновку чистюля баба Маня так быстро смирилась с испорченной скатертью. Надо взять себя в руки и не раскисать.

– Поем и схожу в магазин. – Аглая улыбнулась бодро и почти искренне. – А не найду пятновыводитель, так куплю новую скатерть. Невелика проблема!

– Ишь, привыкла у себя в городе деньгами швыряться, скатерти новые покупать, – беззлобно проворчала баба Маня. – Не надо мне новую, я и со старой как-нибудь век скоротаю. Лучше хлеба купи, если уж надумала идти. Только много не бери, полбуханки хватит. Ты ж у нас мучное отчего-то не ешь, а мне и половинки за глаза хватит. Вареники-то хоть вкусные?

– Вареники шедевральные!

Чтобы порадовать бабушку, Аглая плюхнула к себе в тарелку аж три столовые ложки сметаны – свою недельную норму, – поверх, не жалеючи, сыпанула сахара. Получилось сладко, калорийно и очень вкусно. Впрочем, не с ее комплекцией беспокоиться о лишнем весе. Ей бы парочка лишних килограммов не помешала.

Аглая уже почти управилась с варениками, когда баба Маня решилась перейти к главному:

– Глаша, а ты точно его видела?

– Кого? – спросила она с набитым ртом.

– Да ирода этого – Пугача. – Баба Маня торопливо перекрестилась.

– Видела, – кивнула Аглая.

– А это точно он был? Ты уверена?

– Он самый. На черепе заплатка металлическая, точь-в-точь как у него. У нас же в деревне больше ни у кого такого украшения не было.

До чего ж неприятный разговор, но лучше покончить со всем этим раз и навсегда. Было и быльем поросло. Как там? Пусть прошлое хоронит своих мертвецов?.. Вот пусть и хоронит, а у нее есть дела поважнее: пятно вон от вишен надо застирать...