Кристи Филипс - Хранитель забытых тайн

— Почему во дворце пусто? — спрашивает она.

— Король уехал в Хэмптон, и большая часть двора отправилась с ним, — отвечает Арлингтон.

Не похоже, чтобы он лицемерил.

— А с какой целью?

На этот вопрос он отзывается утомленной усмешкой и смотрит на нее недоверчиво.

— С какой целью? А разве Карлу нужна какая-то цель? Он — король. Он может делать все, что захочет, по собственной прихоти.

Пока он говорит, в глубине сада появляется какой-то огонек. Они молча наблюдают, как огонек приближается, растет и становится ярче и скоро превращается в незнакомого мужчину с фонарем.

— Наконец-то, — бормочет Арлингтон.

Мужчина поднимает фонарь до уровня плеч, густой мрак отступает, и Анна видит, что перед ними слуга: до блеска начищенные сапоги, шапка отливающих медью волос, в которых пляшут тусклые блики пламени. Он подходит ближе, и становится видно его лицо: чистая кожа, глаза слегка навыкате, густые брови и редкая бородка. Лет двадцать, не больше. Надменный нос, губы плотно, даже вызывающе плотно сжаты — если бы не ливрея, человека с таким лицом она приняла бы за аристократа. Оно ничего не выражает, кроме глубочайшей почтительности — такую маску предпочитают носить все, кто служит лицам могущественным, занимающим высокое положение в обществе. Впрочем, скорей всего, этого от них ждут сами лица, обладающие высоким положением и властью, а уж Арлингтон несомненно из тех господ, которым повинуются беспрекословно.

— Вы опоздали, — вместо приветствия говорит Арлингтон.

— Простите меня, милорд, — отвечает тот и, не дожидаясь приказа, нагибается и поднимает чемоданчик Анны.

— Вам известно, куда вы должны нас отвести?

— Да, милорд.

Все трое идут через сад по дорожке, освещаемой узким лучом света от фонаря. Всегда насыщенный дымом горящего угля и дров, который валит из многочисленных труб дворцовых строений Уайтхолла, воздух сейчас столь свеж и чист, что чувствуется даже запах чабреца и лаванды, задеваемых при ходьбе краями ее юбок. Чем ближе они подходят к воде, тем отчетливей ощущаются влажные запахи реки, приносимые густыми волнами тумана: вонь гниющего лишайника, тины и нечистот. Эти миазмы крадутся меж стенами зданий, заползают в сад и в каменную галерею, вымощенный каменными плитами крытый переход, соединяющийся с длинным рядом выстроившихся вдоль берега реки зданий, где находятся королевские покои. Далеко впереди, в самом конце, задрапированный проход ведет в анфиладу королевских комнат общего пользования. По галерее они идут, провожаемые суровыми взорами прежних королей, королев и их могущественных министров: словно огромные, мрачные призраки смотрят они на нее сверху вниз с развешанных по стенам больших портретов. Обычно в этой каменной галерее толпятся хитрые и коварные придворные, каждый из которых из кожи лезет вон, чтобы добиться милости короля и получить титул, поместье, должность или повышение по службе: жаловать все это может только он один. Поэтому нынче ночью крохотная процессия — министр с какой-то там тайной в душе, слуга с фонарем и семенящая позади, в полумраке, юная женщина — не кажется этим величественным соглядатаям достойной большого внимания.

Человек Арлингтона ставит чемоданчик Анны перед большой дверью красного дерева. Потом поднимает сжатую в кулак руку, дважды ударяет в дверь, коротко кланяется, поворачивается и уходит.

Дверь открывает молодая служанка; она приглашает войти и, кротко потупив глаза, спешно удаляется, не спрашивая, кто они такие и зачем явились. Лорд Арлингтон, похоже, не видит в этом ничего странного, но, как только они переступают порог, Анну охватывает тревога. Огромная гостиная, в которой они оказались, освещена весьма скромно, в ней горят всего несколько свечей, расставленные по разным углам: в самый раз, чтобы можно было ходить по комнате без риска расшибить себе лоб о стену или, споткнувшись о мебель, упасть на пол и переломать кости. Но даже в столь скудном освещении видно, что стулья обиты дорогой парчой, тускло мерцает позолотой панельная обшивка, и в высоких дорогих зеркалах ходят зыбкие тени. Интуиция подсказывает Анне, что в этой комнате обитает женщина, но мысль, что женщина эта — сама королева, она сразу отбрасывает. Всем известно, что король предоставил набожной и болезненной супруге, королеве Екатерине, апартаменты в Сомерсет-хаусе, довольно далеко отсюда, вниз по течению реки, что очень удобно для монарха, известного своими грешками. Однако гостиная выглядит так, что впору и самой королеве: роскошь поистине сказочная, если не считать того, что камин, размерами с приличный замок, холоден, а в люстрах отсутствуют свечи, и сами они подняты высоко вверх, до самого потолка. Тяжелая дремота, наводящая на мысль о смерти или злых чарах, кажется, опочила на всех предметах и пронизывает здесь самый воздух.

В дальнем конце комнаты неожиданно, словно по волшебству, возникает женская фигура — впрочем, разве может быть иначе в этой погруженной в полумрак, сонной атмосфере? Если это привидение, то в этом нет ничего удивительного. Но за спиной призрака — твердая стенка, покрытая позолоченной панельной обшивкой… или стенка эта лишь кажется твердой? Может быть, в ней есть какая-то тайная дверца? Выглядит женщина довольно зловеще, тем более что одета она во все черное.

— У вас кто-нибудь умер? — спрашивает Анна.

Не отрывая глаз от призрака, идущего прямо к ним, Арлингтон качает головой.

— Это старая история. Она носит траур по своему мужу.

— И давно он умер?

— Около пятнадцати лет назад.

Довольно длительный, даже нарочито длительный траур. Женщина приближается так неторопливо и плавно, что в голове у Анны возникает образ фрегата с черными парусами, который тихо скользит по бескрайним морским просторам. Движение ее сопровождают лишь негромкие звуки: едва слышное шуршание черной парчи, легкое шарканье черных туфель по паркетному полу и глухое позвякивание прячущихся в складках бархатного манто двух медных ключей, прикрепленных к поясу длинным шнуром. Лицо ее обрамляет черный шелковый капюшон во французском стиле, прошитый по краю, чтобы держал форму, тонкой проволокой. Он закрывает ей всю голову и украшен большой, оправленной в золото жемчужиной.

Не дойдя до них нескольких шагов, женщина останавливается. Высокого роста, совсем как мужчина, она очень стройна, и это не могут скрыть даже пышные юбки. Светлые волосы ее зачесаны назад, и локоны свисают по обеим сторонам шеи. Лицо ее изумительно: пятнадцать лет назад она, должно быть, была необыкновенной красавицей. И даже сейчас, когда время взяло свое, всякий сказал бы, что эти соболиные брови, эти глаза с золотистым оттенком и кожа цвета слоновой кости, не знавшая ни белил, ни румян, достоинства которых с лихвой окупает единственная крохотная черная родинка в верхней части правой щеки, — все, все находится в удивительной гармонии с прекрасным лицом ее, почти жестоким в своем совершенстве. Она слегка разворачивается и делает в сторону лорда Арлингтона реверанс, и Анне сразу бросается в глаза серьезный изъян ее красивой головки: отсутствие нижней части левого уха и прямой тонкий шрам, протянувшийся вдоль скулы от несуществующей более мочки почти до правого уголка ее рта.