Людмила Бояджиева - Умереть, чтобы жить

— А что тебя занесло в этакую глушь? Есть же хороший въезд прямо на нашу улицу, — с нарочитым равнодушием спросила Анна. От близости этого парня у неё колотилось сердце и даже случайные прикосновения к его плечу и сжимающей руль руке вызывали головокружение. А запах одеколона и пота, его голос, злой блеск глаз, темных и загадочных во мраке, — все казалось необыкновенным, сводящим с ума, незабываемым.

— Б-р-р, шид! Приехали! — Машина остановилась, мотор заглох, Денис вылез на дорогу. Через пару минут вернулся, плюхнулся на сидение и доложил: — Мне придется ночевать здесь, а тебе, уж извини, чапать пехарем. Весь проезд перекрыла настоящая уездная лужа, вероятно, ещё с гоголевских времен. Объект исторического значения. Вероятно, охраняется государством. Тебе будет по колено. В сентябре напишешь сочинение: «…во время каникул я многое повидала…».

— Так мне выходить? — Аня взялась за ручку.

— Замри. Дай подумать… Э-эх! Я все же хоть и плохонький, но джентльмен. Рискну…

— Будешь переплывать?

— Ни в коем разе. Слева скошенный лужок. Всего метров двести — и мы на объездном пути. Заедем в Ильинское с другой стороны — километров пять по асфальту.

— Хорошая идея. Только… только мне холодно.

— Фу, кретин! Любуюсь твоей сексапильной блузочкой, можно сказать, балдею при виде такой роскоши, и даже, не скрою, смелости…

— От воды нитки растянулись. — Аня скрестила на груди руки, — в прорехах узора, действительно, проглядывало значительно больше, чем на «модели Кампари», очевидно, не рассчитанной на московский дождь.

— Набрось-ка вот это. — Денис набросил на плечи девушки джинсовую куртку. Его руки немного задержались, застегивая на её шее пуговку. Заметь, — героически лишаю себя радости лицезреть девичьи прелести. Ну, а теперь держись, — выруливаю на взлетную полосу.

«Жигуленок» ревел, пытаясь взобраться на обочину, скатывался назад и вновь рвался вперед. Наконец, взобрался на косогор и затих…

— Победа! Мы в чистом поле… «Смотри, какое небо звездное!» Откинулся на спинку кресла Денис, выключив мотор.

Они стояли, казалось, посреди поля, под огромным шатром посветлевшего неба, в котором среди темных пятен облаков и вправду заблестели яркие звезды.

— Вот это планетарий! И тишина… Волшебная тишина. Может, сегодня какой-то особый парад планет или «Праздник возвышенных душ»?

— Сегодня точно какой-то важный день. Только пока я не знаю, какой. Пойму, когда буду старухой.

— Тогда послушай, что я скажу. — Денис повернулся к ней, заглядывая в глаза. — Я везучий, благополучный, легкомысленный. Наверно, сноб, может быть, циник. И уж точно — эгоист.

Аня засмеялась:

— Теперь понятно. Сегодня 14 июля — День взятия Бастилии и покаянных признаний Южного. Так ты признаешь свои недостатки и хочешь исправиться?

— Ах, в том-то и дело, что не хочу! Послушай… — Горячая ладонь Дениса легла на Анино колено. Едва касаясь, он медленно провел рукой по её ногам. — Если бы ты знала, как это здорово… Как я балдею от тебя. Всегда балдел…

Аня отпрянула:

— Не надо. Я же все знаю… К несчастью.

— Про Алину? Нет, ты знаешь далеко не все… Что бы ни случилось потом, ты должна знать… И не спорь — я сейчас говорю правду. — Денис смотрел прямо перед собой и его профиль выглядел очень мужественно. Такое выражение бывает в кино у летчиков или танкистов перед тем, как они бросятся в атаку. Ане не хотелось прерывать признания.

— Вы очень похожи. Внешне. Но я сразу отметил и выбрал тебя. Наверно, чувствовал, что ты тоже учила те самые сцены Шекспира. Это примета. Не современности, романтичности что ли… То есть… Ну, как тебе объяснить знак способности человека к глубоким чувствам… Как всякий молодой пижон, я стремился к легким, необременительным интрижкам, но, видимо, остался какой-то атавизм, унаследованный от интеллигентных предков. Засели в печенке все эти Тургеневы, Тютчевы, Бунины… черт их дери… В общем, Ромео дремал во мне и готов был проснуться. Я трепался Карлосу и Алине, что мне нравится девчонка с глазами строгой монашки. Есть в ней что-то притягивающее воображение… Ну, на этом все и кончилось. Ты не приходила на корт, хотя Алина много раз обещала привести тебя. Потом ты разозлилась на меня за тот ночной разгул у реки. Алина рассказала, что ты стала свидетельницей какой-то вакханалии и заподозрила меня во всех грехах. Кроткая девочка, моя Романтическая Джульетта пропала… Алина же была рядом и она здорово похожа на тебя… Вот, собственно, и все… Комедия ошибок. Но — трагедия запоздалого раскаяния.

— Разве ты не влюблен в Алину? Разве у вас не было «сумасшедшего романа» ещё в начале июля?

— Все по существу началось неделю назад. А сегодня закончилось. Я оставил её в Москве и уехал навсегда. Так мне казалось. Я ужасно разозлился, когда узнал, что у Алины было с Карлосом и Павлом. Да ладно… Ревность — странная штука. Она бывает даже без любви. Но возбуждает любовь или что-то похожее… В общем, я гнал сюда, как сумасшедший, чтобы не развернуться и не поехать обратно. Так хотелось броситься к ней и сказать: «Прощаю, май лав. Мир». Когда я увидел тебя на дороге, то чуть не умер от радости…

— Ты принял меня за нее? Бедняжка…

— Я подумал, она вернулась ко мне, все поняла, стала другой. А сейчас… А сейчас, думаю: сегодня, действительно, праздник. Хитрющая судьба вернуло мне тебя. — Крепко взяв Алину за плечи, Денис посмотрел ей в глаза. — Вернула, правда?

Она не хотела задумываться над рассказом Дениса. Ясно одно — он здесь, с ней и всегда предпочитал её другой! Он выбрал Аню именно за то, чего не было у Алины за целомудрие и глубину чувств! И вовсе не считал её старомодной ханжой. Господи, ведь ещё сегодня утром она сомневалась, стать ли подружкой Карлоса, назло этому самодовольному ловеласу.

— Это правда, правда? Тебе нужна я? — Понимая, что лепечет глупости, спросила Аня. Она упиралась ладонями в грудь Дениса, удерживая дистанцию.

— Дурочка… Да я влюблен, как пылкий Монтекки! Иди ко мне, Нюта.

Они, как сумасшедшие, целовались в машине, потеряв голову, бормоча какие-то признания…

— Стоп. Брр! — Денис отпрянул. — Едем ко мне. В доме никого нет.

— Мама с ума сойдет. Это невозможно.

— Я сбегаю к вам и скажу, что видел тебя в клубе, концерт закончился поздно и ты решила переночевать в Москве. Логично?

— Да… — Аня смотрела перед собой, будто приговоренная к казни. И не соображала ничего. Никаких доводов здравого смысла, никаких сомнений, колебаний «за» и «против». Вперед — в самое пламя, на счастье, на смерть… Как рвутся к свету безумные бабочки.

…— Господи, как же мне было хорошо… — Поднявшись с постели, Денис закурил у раскрытого окна. В рассветном тумане, где-то далеко, кричали петухи. — Хочешь есть?