Терри Лоренс - Заложник любви

А Конни очень хотелось знать, зачем ему понадобилось приводить ее сюда, внимательно ее выслушивать, пить джин так, будто он скоро напрочь исчезнет из баров Лампуры, и гнаться за ней до самого лифта, чтобы сказать еще пару слов. Пожалуй, она знает ответ. Ник Этуэлл хочет ей помочь, отдает он себе отчет в этом или нет.

Конни повесила сумочку на плечо, привстала на цыпочки, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала в губы. Пусть думает, что на нее подействовала коа-пора.

— Спасибо за помощь.

— Я же ни единым словом не обмолвился, что я… и вообще я не понимаю, почему…

— Потому что вы лучше, чем вы сами о себе думаете, мистер Этуэлл.

— Вы бы так не сказали, если б знали, о чем я сейчас думаю.

Когда она опустилась на каблуки, он взял ее за подбородок большим и указательным пальцами, поднял ее лицо и приник к нему в поцелуе. Он ласкал ее губы своими до тех пор, пока они оба не задрожали.

Конни почувствовала, что умирает, что пол поплыл у нее из-под ног, что она все еще в приземляющем самолете, который доставил ее на остров, что остров уже не остров, а корабль в бурных водах океана. Руки Ника уже лежали на выпуклостях ее бедер, а ее грудь терлась о его неглаженный пиджак.

Поцелуй Ника отдавал горечью, моментами Конни чувствовала, что привкус становится резче, будто она пьет джин с бархатистого кончика его языка.

Вдруг она широко открыла глаза и отпрянула от него, закачавшись на своих высоких каблуках.

— Извините!

Он придержал ее за талию, чтобы она не упала.

— Наверное, это от жары… — она знала, что ее горящие щеки послужат только подтверждением ее невинной лжи, — …и коа-поры!

— Скорей всего!

Она слабо улыбнулась. Неудивительно, ведь он дипломат. Совершенно невозмутим, вежлив, можно подумать, что женщины каждый день кидаются ему на шею. Хотя, вполне возможно.

— Надеюсь, вы не подумали…

— Вовсе нет!

— Я не хотела… Я думала, что моя благодарность…

— Я понимаю.

— Мне показалось, что я вам не безразлична.

Кажется, это была неплохая идея — попытаться вскружить ему голову, подумала Конни.

— Мне жаль, что у вас создалось ложное обо мне впечатление.

— Это моя ошибка, — краска стыда залила ее щеки. — Коа-пора!

— Несомненно.

Их обоих устраивала эта обоюдная ложь, а Ник сомневался, что она поверила его словам, по крайней мере он надеялся, что нет.

Она направилась по черно-белому паркетному полу к единственному лифту. Ник смотрел ей вслед, с каждым ее шагом говоря себе, что будет глупцом, если побежит за ней. Он уже успел совершить ошибку, поцеловав ее.

Он догнал ее у самого лифта.

— Мисс Хэннесси, я в курсе всех местных происшествий, и время от времени через меня проходят кое-какие сведения, которые могут заинтересовать вас.

Она повернулась к нему, преисполненная вновь обретенным чувством собственного достоинства, погасив в себе стыд, который только что пылал на ее щеках.

— Я приехала сюда не за сведениями. Тем не менее спасибо.

— Я постараюсь собрать что-нибудь для вас и через недельку сообщу вам некоторые имена…

— Через три дня, пожалуйста!

Он улыбнулся, почувствовав почему-то огромное облегчение.

— Договорились.

Они пожали друг другу руки. Искушенный теплотой ее руки, Ник задержал ее руку в своей несколько дольше, чем следовало, но она, казалось, не заметила этого. Поцелуй случился в другой жизни, когда-то в далеком прошлом, задолго до того, как был построен отель «Империал».

Лифтер открыл дверцу, Конни вошла, и лифт, скрежеща и скрипя кабелями, пополз вверх.

— Не забывайте спрашивать, не оставлено ли для вас сообщение у портье. Я пришлю вам записку, — крикнул Ник ей вслед.

Засунув руки в карман, он прошелся по коридору, пересек холл и вышел из отеля.

Когда Конни, приняв душ, вспомнила последние слова Ника, она на всякий случай позвонила портье. Для нее уже была записка! Она попросила принести ее и бутылочку воды, а сама бросилась на кровать. Лежа на спине, она засмотрелась на крутящийся вентилятор, отбрасывавший по потолку диагональные тени. Он все крутился, и крутился, и крутился… Незаметно для себя она заснула.

Стук в дверь вырвал ее из объятий самого глубокого за последние дни сна. Конни вскочила, поправила волосы и открыла дверь.

Низенький человечек в форме служащего отеля с лицом цвета орехов гикори протянул ей вдвое сложенную записку, отпечатанную на бланке британского посольства. Это было приглашение на прием, который должен был состояться вечером. В спешке сделанная рукой приписка гласила:

«Не могу обещать многого. Рабочий прием. Могут быть не бесполезные для вас люди. Пожалуйста, приходите».

Многообещающий мужчина, однако, не любит много обещать, подумала Конни, удивляясь, что почерк, свидетельствующий скорее о безрассудности, чем благоразумии писавшего, кажется ей странно знакомым. У нее стало тепло на душе.

Принужденная жить двойной жизнью, ездить по всему миру, ходатайствовать, просить, требовать, в то время как единственное, чего ей хотелось, так это покоя и возвращения отца, она недоумевала: неужели и Ник Этуэлл живет двойной жизнью? Можно ли ему доверять? И если не ему, так кому? И разве у нее есть выбор?

«Может быть, ты вкладываешь в эти строчки больший смысл, чем тот, который в них заложен», — сказала она себе. Ее удивляло загадочное противоречие между его непринужденными манерами и умением внимательно слушать.

Она пробежала глазами записку еще раз. Ни строчки приветствия, ни подписи! Удивительная для дипломата невежливость! Она сложила записку вдвое и небрежно кинула на стол. Тут ей бросилось в глаза, с какой тщательностью выписано ее имя.

«Интересно, как записка нашла меня, если на ней стоит одно только слово — «Конни»?» Ее голос эхом отозвался в полупустом номере, и у нее появилось жуткое ощущение, что она единственный постоялец этого огромного отеля.

В конце концов Лампура прославилась на весь мир только тем, что уже десять лет держит ее отца в заложниках. Видимо, из-за этого, а также из-за всевозможных мятежей, бунтов и революций, туристы не жалуют остров своим посещением.

Ее осенило. Если ей удастся войти в контакт с правительством Лампуры и переговорить с премьер-министром, она намекнет ему на увеличение притока туристов в страну в случае освобождения ее отца! Поддержка прессы и помощь людей доброй воли… Нет! Спасение отца целиком зависит от нее и только от нее. Она не может положиться на симпатичных, но беспомощных третьих секретарей посольства. Но все-таки нет да нет, лицо Ника всплывало перед ее взором. Ей не терпелось спросить его о том, что он собирается предпринять.

— Он хочет мне помочь, — громко сказала она сама себе вслух, как будто мысль, произнесенная вслух, может стать реальностью.