Линда Ховард - Все, что блестит

— Нет, нет …

Он оторвался от нее, и она простонала:

— Пожалуйста! Николас! Не надо!

Необузданные движения его рук прекратились, он замер, и только грудь неровно вздымалась от тяжелого дыхания. Она содрогалась от рыданий, ее маленькое лицо было залито слезами. Из его горла вырвался стон, и, соскользнув с дивана, он встал возле него на колени, положив темноволосую голову на подушку рядом с Джессикой. В комнате снова воцарилась тишина, и она попыталась подавить рыдания. Она нерешительно дотронулась до головы Николаса, пропуская его густые волосы сквозь пальцы, не понимая своего желания успокоить его, но не в силах противиться этому порыву. Он мелко задрожал от прикосновения ее рук, и она почувствовала терпкий аромат его влажной от пота кожи, ощутила ее мужскую шероховатость и поняла, как он был возбужден. Но он остановился; он не взял ее силой, и она чувствовала, как исчезает его враждебность по отношению к ней. При всей своей неопытности она достаточно знала о мужчинах, чтобы понимать, что для него это было настоящим мучением — остановиться, будучи настолько возбужденным, и она была очень благодарна ему за это.

Николас медленно поднял голову, и она затаила дыхание, увидев напряженное, мрачное выражение его лица.

— Поправьте платье, — хриплым голосом произнёс он, — или будет слишком поздно.

Джессика поспешно завязала бретели платья и одернула подол. Она хотела сесть, но Николас находился так близко, что это было бы неловко, поэтому она осталась лежать на подушках, пока он не подвинулся. Он устало провел рукой по волосам.

— Пожалуй, это даже к лучшему, — сказал он через минуту, вставая. — Мы не были подготовлены, и я знаю, что вряд ли смог бы… тебя испугало именно это, Джессика? Мысль о риске нежелательной беременности?

Ее голос был хриплым, когда она ответила:

— Нет, это… дело было не в этом. Ты просто…. пугаешь меня.

Она села и вытерла ладонями мокрые от слез щеки. Николас посмотрел на нее и с мрачным выражением лица извлек платок, который она использовала ранее, чтобы осушить слезы с глаз, когда он приехал в первый раз. Неужели это было всего лишь несколько часов назад? Она приняла льняной прямоугольник и вытерла лицо, потом вернула ему.

Он издал короткий, резкий смешок.

— Значит, я испугал тебя? Я хотел бы проделать с тобой разные вещи, но не пугать. Ты опасная женщина, моя дорогая, смертельная в своем очаровании. Ты оставляешь мужчину опустошенным, умирающим от желания, сначала притягивая, а затем отталкивая от себя.

Он глубоко вздохнул и начал застегивать рубашку, и только тогда она заметила, что его пиджак каким-то образом оказался отброшен в сторону, а рубашка расстегнута и вытащена из брюк. Она не помнила, как вышло, что рубашка получилась расстегнутой, но только она сама могла сделать это, поскольку его руки были слишком заняты ею.

Его лицо все еще оставалось напряженным, и, поддавшись порыву, Джессика произнесла:

— Мне очень жаль, Николас.

— Мне тоже, моя дорогая, — его темный, пристальный взгляд метнулся к ней, и напряженная улыбка коснулась губ. — Но зато теперь ты называешь меня Николасом. Хотя бы этого я смог добиться.

Он заправил рубашку в брюки и опустился на диван рядом с ней.

— Я хочу снова встретиться с тобой в ближайшее время, — сказал он, взяв ее за руку. — Ты поедешь со мной завтра поплавать под парусом? Я обещаю, что не буду набрасываться на тебя, я не буду пугать тебя так, как сделал сегодня вечером. Я дам тебе время, чтобы узнать меня, понять, что со мной ты в полной безопасности. Кто бы тебя ни напугал, эти мужчины заслуживают быть расстрелянными, но со мной все будет не так, как с ними. Я обещаю, — ободряюще добавил он.

В безопасности! Будет ли она когда-либо в безопасности с этим человеком? Она сильно сомневалась в этом, но он вел себя лучше, чем она ожидала. Джессика не хотела его сердить, поэтому постаралась произнести как можно мягче.

— Я так не думаю, Николас. Не завтра. Это слишком рано.

Его рот зловеще сжался в тонкую линию, затем он вздохнул и поднялся на ноги.

— Я позвоню тебе завтра, и не пытайся делать глупостей, например, прятаться от меня. Я все равно найду тебя, и тебе не понравятся последствия. Я не буду откладывать это снова. Понимаешь?

— Я понимаю, что ты угрожаешь мне! — решительно ответила она.

Он вдруг улыбнулся.

— Ты в безопасности, до тех пор, пока не вынудишь меня прибегнуть к крайним мерам, Джессика. Я хочу тебя, но могу подождать.

Джессика тряхнула головой.

— Ждать, возможно, придется долго, — предупредила она.

— А может, и не очень, — парировал он. — Как я и сказал, я позвоню тебе завтра. Подумай о прогулке на яхте. Тебе понравится.

— Я никогда не плавала на яхте и ничего не знаю об этом. Что, если я страдаю морской болезнью?

— Будет забавно научить тебя тому, чего ты не знаешь, — сказал Николас, подразумевая больше, чем прогулку на яхте. Он наклонился и запечатлел на ее губах теплый поцелуй, затем отстранился, прежде чем она смогла ответить или начать сопротивляться. — Не надо меня провожать. Спокойной ночи, Джессика.

— Спокойной ночи, Николас.

Она испытывала странное чувство, прощаясь с ним, как если бы этих моментов страсти и ужаса никогда не было. Она видела, как он поднял свой пиджак с пола и вышел, его высокое, поджарое тело двигалось с дикой, тигриной грацией. Когда он ушел, дом показался пустым и слишком тихим, и она поникла, чувствуя, что Николас Константинос собирается перевернуть ее жизнь вверх дном.

Несмотря на тревожное чувство, владевшее ею перед сном, Джессика спала глубоко и проснулась в хорошем настроении. Глупо было позволять этому человеку действовать ей на нервы, и впредь она постарается избегать его. Чарльз мог бы заняться всеми деталями по продаже акций.

Напевая, она покормила Саманту и похвалила гордой матери её щенков, а потом сделала тост и для себя. Джессика не приобрела английской привычки к чаю, так что вместо этого выпила кофе. Она размышляла над тем, не налить ли себе еще чашечку, когда Салли постучала в окно черного входа. Джессика встала, чтобы отпереть дверь и впустить соседку, и заметила хмурое выражение, которое омрачало обычно улыбающееся лицо подруги. В руках Салли держала сложенную газету.

— Что-то не так? — спросила Джессика. — Но, прежде чем расскажешь, может, выпьешь чашечку кофе?

Салли скривилась:

— Кофе, девочка моя? Да ты так и не приобщилась к цивилизации! Нет, Джесс, думаю, ты должна увидеть это. Это неприятно, и как раз в то время, когда вся та история стала забываться. Я не принесла бы этого, — Джоэл считает, что я не должна, — но, понимаешь, ты будешь поражена, когда выйдешь из дома, и я подумала, что будет лучше, если ты увидишь это в стороне от чужих глаз.