Линда Ховард - Все, что блестит

Когда град из камней прекратился, Джессика подняла голову и ахнула от боли при вздохе, не понимая, что случилось. В голове тревожно запульсировало, и, подняв руку, она обнаружила быстро увеличивающуюся шишку. По крайней мере, у неё не было кровотечения, и она не упала в воду. Джессика села, пытаясь унять тревожное мельтешение перед глазами и подступающую тошноту. Тошнота победила, и её беспомощно вырвало, но и после этого она нисколько не почувствовала себя лучше. Постепенно Джессика осознала, что, должно быть, ударилась головой сильнее, чем думала вначале, и, ощупав пальцами голову, поняла, что шишка выросла до угрожающих размеров. Джессику начала колотить неудержимая дрожь.

Ей не станет лучше, если она продолжит здесь сидеть, необходимо добраться до виллы и разбудить кого-нибудь, чтобы вызвать врача. Она попыталась встать и громко застонала от боли в голове. Она не чувствовала своих ног под тяжестью камней, они не желали двигаться. Джессика снова попыталась подняться и, сдвинув один из камней, увидела, что камни завалили её ноги.

Неудивительно, что она не смогла встать, неуверенно сказала она себе, сдвигая камни. Ей удалось переместить несколько камней, несмотря на головокружение, которое заставляло её желать лишь одного — лечь и отдохнуть, и она столкнула каменистые обломки в море, бурлящее внизу всего лишь в нескольких шагах от неё.

Но остальные камни были слишком тяжёлыми, и её ноги ниже колен оказались прочно придавлены. Она превратила в хаос свою полуночную прогулку, так же как сделала хаосом свой брак. Кажется, она ничего не может сделать так, как надо! Джессика горько рассмеялась, но сразу же остановилась, потому что от смеха заболела голова.

Джессика пробовала кричать, зная, что никто не услышит её из-за грохота волн, особенно когда она была так далеко от виллы, к тому же крик причинял боль ещё б о льшую, чем смех. Она замолчала и, откинув голову назад, уставилась на две луны, которые раскачивались в небе, будто сумасшедшие. Две луны. Всего по два.

Волна ударила ей в лицо и на мгновение привела в чувство. Прилив всё ещё не закончился. Какой высоты он достигал здесь? Она не могла вспомнить, что слышала об этом. Был ли сейчас почти пик прилива? Скоро ли начнется отлив? Устало усмехнувшись, Джессика наклонилась и оперлась пульсирующей головой на согнутую руку.

Прошло немало времени, прежде чем Джессика очнулась от того, что кто-то звал её по имени. Странно, она не могла поднять голову, но открыла глаза и теперь пристально вглядывалась сквозь предрассветные сумерки, пытаясь распознать, кто её звал. Она замёрзла, так сильно замёрзла, и как же больно держать глаза открытыми. Со вздохом она снова их закрыла. Её опять громко позвали, но теперь голос звучал придушенно. Похоже, кто-то ранен и нуждается в помощи. Собрав все свои силы, Джессика попыталась сесть, но от взрыва боли в голове всё завертелось перед глазами, и её унесло в тёмный туннель беспамятства.

Её мучили кошмары. Черноглазый дьявол всё время склонялся над нею, мучая её, и она кричала, пробовала отодвинуть его от себя, но он постоянно возвращался, когда она меньше всего этого ждала. Она хотела, чтобы здесь был Николас, он бы не позволил дьяволу мучить её, но затем вспоминала, что Николас не любит её, и понимала, что должна бороться в одиночку. И каждый раз, когда Джессика пыталась оттолкнуть дьявола, эти действия отдавались болью в голове и ногах. Иногда она слабо кричала про себя, задаваясь вопросом, когда всё это закончится и кто-нибудь ей поможет.

Постепенно Джессика поняла, что находится в больнице. Она узнала запахи, звуки, накрахмаленные белые униформы, мелькающие перед её взглядом. Что же случилось? Ах, да, она упала на камни. Но, даже поняв, где находится, она всё равно закричала от страха, когда большой темноглазый мужчина склонился над ней. Краешком сознания она теперь понимала, что он не дьявол, он, должно быть, доктор, но было что-то в нём… знакомое…

И вот, наконец, она открыла глаза, которые теперь видели всё ясно и отчётливо. Она неподвижно лежала на высокой больничной койке, мысленно ощупывая себя и пытаясь понять, какие части тела целы, а какие пострадали. Её плечи и руки подчинялись командам, хотя на внутренней стороне левой руки стоял катетер, а отходящая от него прозрачная пластиковая трубка соединялась с перевёрнутым пакетом с жидкостью, висящим над её головой. Джессика нахмурилась, глядя на устройство, пока в её голове не исчез туман, и она поняла, что это такое. Ноги также действовали, хотя любое движение вызывало ужасную боль, отдававшуюся в каждом мускуле.

Её голова. Она ударилась головой. Джессика медленно подняла правую руку и дотронулась до головы, которая болезненно отозвалась на прикосновение, и там всё ещё оставалась опухоль. Но волосы были на месте, из чего она сделала вывод, что травма недостаточно серьёзная для хирургического вмешательства. В общем, ей очень повезло ещё и потому, что она не утонула.

Джессика повернула голову и сразу же обнаружила, что это было не очень-то мудро с её стороны. Она закрыла глаза от разрывающей голову боли, и, дождавшись, пока боль не станет терпимой, снова открыла глаза, но на этот раз не стала двигать головой. Вместо этого она осторожно, одним лишь движением глаз осмотрела больничную палату и увидела приятную комнату с раздвинутыми, чтобы впускать золотисто-прозрачный солнечный свет, занавесями на окнах. Расставленные в комнате стулья выглядели удобными, один стоял рядом с её кроватью, а несколько других — у дальней стены. В углу был устроен алтарь, отделанный в синих и золотых цветах, с нежной миниатюрной статуей Девы Марии, и даже с другого конца комнаты Джессика разобрала ласковое, светящееся терпением лицо. Она тихо вздохнула, успокоенная утонченной статуэткой Божьей Матери.

Комната благоухала сладким ароматом, который перебивал даже больничные запахи лекарств и дезинфицирующих средств.

Большие вазы с цветами были расставлены по палате, не розы, как она могла бы ожидать, а белые французские лилии, и Джессика улыбнулась, глядя на них. Она любила лилии — такие высокие, изящные цветы.

Дверь медленно, почти нерешительно открылась, и краешком глаза Джессика заметила белые волосы мадам Константинос. Она была не настолько глупа, чтобы снова повернуть голову, но смогла произнести:

— Maman, — и была удивлена слабостью своего голоса.

— Джессика, дорогая, ты проснулась, — радостно сказала мадам Константинос, входя в комнату и закрывая за собой дверь. — Знаю, я должна сказать врачу, но сначала хочу поцеловать тебя, если можно. Мы все так волновались.

— Я упала на камни, — попыталась объяснить ей Джессика.

— Да, мы знаем, — ответила мадам Константинос, касаясь щеки Джессики мягкими губами. — Это было три дня назад. Помимо осложнённого сотрясения мозга, у тебя ещё воспаление лёгких — ты же промокла насквозь, — и в довершение всего шок. Нико обезумел, мы не могли заставить его покинуть больницу, даже чтобы поспать.