Патриция Гриффитс - Преграды любви

Он с досадой ударил рукой по бетонному косяку гаража. Однако боль не привела его в чувство.

— Черт! — выругался он.

Чего он, собственно, ожидал? Разве он не знал, что недостаточно хорош для нее, что внесет в ее жизнь лишь тревогу и беспорядок. Ведь он знал, что бывает, когда он нарушает свои правила и позволяет себе поверить, увлечься, привязаться. Он говорил ей, что не создан для семейного счастья и уюта.

О чем тогда так сокрушаться? Прожив свои тридцать с лишним лет в одиночестве, он проживет так и вторую половину. Ему ничего не нужно — ни теплого уютного дома, ни чуточку ненормальных соседей, ни мальчишки, умеющего изобретать диковинные слова, ни доброй, ласковой блондинки, камикадзе за рулем и ангела в постели.

Твердя себе, что все в порядке и он прав, Тревис сел в «феррари», повернул ключ зажигания, дал задний ход. В считанные секунды мощный автомобиль был уже на шоссе и, как стрела, несся по направлению к городу.

Тоскливое чувство не покидало Тревиса, как бы напоминая, что частица его все равно осталась в доме, где живет Алекс.

Перекинув через плечо ремень спортивной сумки, Тревис запер дверь своего дома в Коннектикуте и спустился во двор, где его ждал видавший виды пикап. Скорее по привычке, чем из чувства привязанности к родным местам, он бросил последний взгляд на свое скромное маленькое хозяйство.

За те недели, что он провел в Сиэтле, а затем в Греции, здесь мало что изменилось. Хотя все было в относительном порядке, он заметил, что амбар, пожалуй, нужно покрыть новой крышей, забор местами покосился, а кое-где просто рухнул, и пора бы оштукатурить дом.

Но теперь это уже не его забота, подумал Тревис без всякого сожаления. Жалобное блеяние остановило его. Вздохнув, он свернул к огороженному металлической сеткой небольшому загону, чтобы попрощаться с Бонзо. Он нагнулся и почесал голову черному козлу, но, прежде чем он успел отвести руку, козел укусил его.

— Тебе придется отучиться от дурных привычек, друг Бонзо, — укоризненно пожурил козла Тревис. — До сегодняшнего утра я платил Джеку за то, что он кормил тебя и убирал загон. Отныне он твой хозяин, поэтому советую вести себя прилично, не то как бы тебе не превратиться в рожки да ножки.

Бонзо оскалился и издал звуки, подозрительно напоминающие иронический смех, а затем повернулся к Тревису задом и, махнув коротким хвостом, непочтительно удалился.

Тревис, взглянув на руку, увидел следы зубов Бонзо на своей загорелой коже и покачал головой. В Афинах было жарко, скучно, мучила тоска. Времени для раздумий предостаточно, но уже в первый день он понял, что совершил ошибку.

У него было время подумать также и о своей профессии. Он об этом как-то позабыл из-за бурных событий последних месяцев, а сейчас вдруг понял, что работа больше не привлекает его. Он устал, чертовски устал. Еще до гибели Джоэла он во многом уже разочаровался, видя неприглядные стороны своих профессиональных будней. Мало радости и слишком много потерь. Где-то в глубине его уже начал грызть червь сомнения, появилась тоска по чему-то доброму, чистому.

Тогда-то и начал он свою книгу «Великое Запределье» как некий компромисс, попытку решить некоторые проблемы.

В ней, как верно подметила Алекс, он видел убежище для оставшихся еще надежд и ожиданий, свое спасение от полного одиночества. Когда книга вышла, он впервые подумал об уходе с государственной службы.

Но тут был предательски убит Джоэл. Желание отомстить за смерть друга стало единственной целью, отодвинувшей все остальное на задний план. Так было до встречи с Алекс. Преодолев все воздвигнутые им барьеры, она отважилась протянуть ему руку помощи. Она не считала его неудачником и готова была забыть все, даже его ложь и обман доверия.

Ей было от чего впасть в панику. И не потому, что — не тот герой, которого она ждала и которого заслуживала. Когда он был с ней, он чувствовал себя таким героем. Хотя страх, что Алекс оставит его, как оставили отец, мать, а затем Джоэл, постоянно угнетал Тревиса.

Сердце тоскливо заныло. Теперь это случалось каждый раз, когда он вспоминал, как они с Алекс расстались. Он гнал «феррари», как одержимый, забыв об осторожности. Прибыв в аэропорт, он тут же оплатил агенту доставку машины по адресу Алекс и на деньги, высланные Макгрегором, купил билет на ближайший рейс в Вашингтон. Упрямство и сила инерции запущенного механизма продержали его в таком состоянии следующие двадцать четыре часа. За это время он выправил паспорт в Грецию, лично перекинулся словом с новой секретаршей Макгрегора, владелицей тонкого голоска, столь неприятно резавшего по телефону его бедные уши всю последнюю неделю, мужественно проигнорировал сочувственные взгляды шефа, инструктировавшего его, и отбыл для выполнения нового задания. Через несколько часов под обжигающими лучами солнца Южной Греции он пытался защитить от пули наемного убийцы себя и желторотого юнца из американского консульства, соблазнившего чужую жену.

Решая чужие личные проблемы, Тревис все время думал о своих. Алекс! Он грубо и жестоко поступил с ней, разбил ее сердце и веру в него, не успев даже сказать, как она дорога ему. Как-то незаметно, в совсем короткий промежуток времени, между ветрянкой и их последней ссорой, он полюбил ее, сам того не сознавая, и тут же нелепо потерял.

Но сердечные раны тоже заживают, утешал себя Тревис, доверие можно возвратить. Так говорила ему сама Алекс. Лишь эти надежды помогали ему пережить разлуку.

Окинув последним взглядом свои бывшие владения, которые так и не могли стать его домом, он решительным шагом направился к пикапу. Более Тревис ни разу не оглянулся назад, навсегда захлопнув дверь за своим прошлым.

Мужчины непредсказуемы, и в этом вся проблема, думала Алекс, останавливая «феррари» перед гаражом. Со щитка доносились старые мелодии о любви и прочем. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Они способны без спроса увести твой автомобиль и, не попрощавшись, покинуть страну.

Она прикусила губу, вспомнив, что наговорила Тревису в то роковое мгновение, когда они расставались.

Алекс вынула ключи зажигания, поставила машину на тормоза и наконец расслабилась, откинувшись на мягкую спинку сиденья. Ей необходимо собрать силы, чтобы заставить себя выйти из машины, вытащить хозяйственную сумку с замороженным ужином и наконец открыть дверь пустого темного дома. Внутренний диалог, который она все время вела сама с собой, возобновился помимо ее воли. «Новое важное задание», вспомнила она слова Макгрегора по телефону.

«Не начинай, — предупредил ее голос. — Какой толк от того, что ты будешь все время себя казнить?» Более всего ее угнетало, что она не сможет теперь объяснить Тревису, как в тот злосчастный день вдруг снова превратилась в женщину, которая не хотела рисковать, ибо боялась опять все потерять.