Джейн Хеллер - Карибский круиз

Мне оставалось только изумленно качать головой. Мне никогда не приходило в голову, что можно отправиться в круиз, чтобы сделать подтяжку лица. Впрочем, мне никогда не приходило в голову, что на круизном лайнере вообще может быть такая больница.

— Здесь у нас лаборатория, — гордо заявил доктор Йоханссон, проходя мимо комнаты, в которой четверо техников в белых халатах и белых перчатках колдовали над пробирками с кровью. — А вот здесь — палаты для пациентов.

Он остановился в коридоре, куда выходили двери нескольких боксов; большинство из них было занято. В одной из комнатушек лежала Джеки. Ее уже переодели в ужасный бело-голубой вылинявший халат и ввели ей в вену иголку, от которой тянулась трубочка к склянке, видимо, с физиораствором.

— Я могу с ней поговорить? — спросила я доктора.

— Конечно. Мы просто предприняли некоторые меры предосторожности, — уверенно сказал доктор Йоханссон. — Прежде всего необходимо сбить температуру и выяснить, в чем причина. Только не утомляйте ее. Она очень слаба.

— Я постараюсь, — ответила я. — И большое спасибо вам, доктор. Огромное спасибо!

— Не за что. Пожалуй, мне пора пойти заняться вашей второй подругой.

Я молча кивнула, недоумевая, как мне еще удается остаться целой и невредимой и как долго будет длиться это везение.

— Джеки, ты меня слышишь? Это я, Элен! — шепотом окликнула я подругу, подходя к кровати.

— Конечно, слышу. Я ослабела, но не оглохла.

— Ты меня здорово перепугала в этом зале ожидания, — улыбнулась я. — Но, кажется, тебе уже лучше. Наверное, этот доктор Йоханссон знает, что делает.

— Он настоящий специалист, могу тебя заверить. Он задал мне миллион вопросов — не ела ли я несвежих устриц, не укусил ли меня клещ, не контактировала ли я с какими-нибудь ядовитыми…

— Ядовитыми? — вскинулась я. Не могли ли попытаться отравить Джеки? А может, Генри Причард в тот первый вечер незаметно подбросил что-нибудь в ее бокал? А вдруг именно он — наемный бандит, а она — та самая бывшая жена, убить которую его наняли? Мои мысли лихорадочно заметались.

— …веществами, — продолжила Джеки. — Я рассказала ему, что работаю в оранжерее, где постоянно стоит ящик с ядохимикатами. Как я уже говорила, доктор Йоханссон очень внимателен.

— Очень рада, — ответила я, рывком возвращаясь к реальности.

— И знаешь еще что, — продолжила Джеки, — он, оказывается, тоже страстный болельщик.

— О Господи, Джеки, когда ты успела это узнать?

— Пока он задавал мне миллион вопросов, я тоже успела расспросить его кое о чем. Ну, откуда он родом, как стал судовым врачом и все такое. Он, оказывается, финн, родился и вырос в Хельсинки, медицинское образование получил в Лондоне, десять лет назад развелся и тогда же решил пойти работать врачом в круизную фирму «Морской лебедь», на место, освободившееся после ухода его приятеля.

— Похоже, вы с доктором Йоханссоном провели обоюдное исследование, — рассмеялась я. — Может, тебе удалось выяснить, что он увлекается бейсболом?

— Какой бейсбол, Элен! Он же из Финляндии! Он лыжник.

— Ну что ж, очень приятно, что вы с доктором Йоханссоном любите лыжи. У тебя будет о чем с ним побеседовать, когда он распахнет твой больничный халат и приложит к груди холодный стетоскоп.

Она улыбнулась.

— Он просил меня не задерживаться, — вспомнила я. — Наверное, мне пора.

— До сих пор не могу поверить, что такое могло случиться со мной именно на отдыхе, — хмуро проговорила Джеки.

— Ну ничего, — взяла я ее за руку. — Унас впереди еще много разных поездок. Идти мы можем куда хотим, мы можем делать что хотим…

— «Мамашки и папашки», — откликнулась Джеки. — Что-то из шестидесятых. Питер любил эту песенку.

— К черту Питера!

Мог ли Питер нанять Генри Причарда для убийства Джеки? Так как она мешала его планам развития оранжереи?

Нет, я должна остановиться. Так можно и до помешательства дойти. Есть достаточно много бывших жен, которым их бывшие мужья желают смерти. Я решила, что, как только окажусь на Сан-Хуане — ну, как только найду свой пропавший чемодан, который должен ждать меня на Сан-Хуане, то немедленно обращусь к представителям местной власти и все расскажу им. Хочется надеяться, что они проявят больше желания предпринять соответствующие действия, чем капитан Солберг.

— Главное для тебя сейчас — быстрее поправиться, — сказала я.

— Я тоже так думаю. Но вы с Пэт хотя бы иногда вспоминайте обо мне, когда будете веселиться!

— Не думаю, что сегодня Пэт будет особо веселиться, — заметила я и вкратце обрисовала ей ситуацию, в которой оказалась наша подруга после прогулки по Иль-де-Свану.

— Бедняжка! — воскликнула Джеки. — Передай ей мои искренние соболезнования.

— Обязательно. Уверена, завтра она уже будет в состоянии зайти навестить тебя. Ей просто надо несколько часов полежать, не напрягая ногу.

Джеки вдруг расплылась в улыбке.

— О чем ты? — не поняла я.

— Поскольку мы с Пэт оказались вне игры, сегодня за столом будет на двух одиноких дам меньше. А это значит, что Сэм остается в твоем полном распоряжении, подруга. Не упусти шанс!

Доктор Йоханссон промыл и перевязал Пэт все ссадины и царапины, перебинтовал лодыжку, влил в нее порядочную дозу успокоительного и отправил восвояси. Я проводила ее до каюты, где Кингсли помог мне уложить ее в постель. Я дала Кингсли мою последнюю пятидолларовую бумажку и распрощалась с ним.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я Пэт, когда мы остались вдвоем.

— Немного голова затуманена, — ответила она, находясь, видимо, в таком тумане, что даже забыла о боли в челюсти, которая мешала ей говорить.

— Это не страшно. Давай я тебе помогу раздеться. Ляжешь в постель, поспишь, во сне все пройдет.

Она посмотрела на меня неясным взором. Наверное, лекарства уже действуют. Потом приподняла здоровую левую руку и провела ладонью по моему лицу, отводя волосы. Когда я была маленькой, мама часто так делала.

— Я тебя люблю, Элен!

— Я тоже тебя люблю, Пэт, — ответила я, осторожно стаскивая с нее майку. Потом сняла шорты, стараясь не задеть ушибленную лодыжку. — Если больно, скажи, не стесняйся.

— Я тебя люблю, Элен, — повторила она.

— Я тоже тебя люблю, Пэт, — продолжала я снимать с нее одежду. Лекарство так на нее подействовало, что она еще несколько раз призналась мне в любви. «Я уже поняла, Пэт, поняла», — каждый раз отвечала я.

— Нет, не поняла, — сонно возразила она, пока я ее укрывала простыней и одеялом. — Мне всегда не хватало смелости сказать то, что я думаю. Я всегда была слишком застенчивой. Ты просто замечательная подруга, Элен. Просто замечательная! Ты такая умная, такая сообразительная, такая милая! Я давно хотела это сказать. Я восхищаюсь тобой и люблю тебя!