Джейн Хеллер - Карибский круиз

Сэм был левшой и писал с левым наклоном, так что его буквы больше всего напоминали неровные каракули, которые очень трудно разобрать. Но тот, кто писал записку, находящуюся у меня в руках, обладал прямо-таки каллиграфическим почерком: все буковки были очень четкими, аккуратными, изящными, особенно заглавные «т» — с красивыми завитками. Да, это каллиграфическое искусство или, во всяком случае, близкое к тому. Не требовало большого труда понять, что автор записки — не Симон.

Во-вторых, меня удивило то, что записка представляла собой детский стишок — или нечто очень похожее на детский стишок. Выглядело это так:

— Мне надо с тобой поговорить, — заявила я Симону, когда он ровно в половине восьмого появился на прогулочной палубе для утренней пробежки.

— Значит, мы больше не злимся? Мы теперь издеваемся? — с обидой в голосе откликнулся он.

— Издеваюсь? Почему?

— Потому что во всех записках, которые я тебе посылал, я писал — «мне надо с тобой поговорить».

— К твоим запискам это не имеет никакого отношения, — тяжко вздохнула я. — Это имеет отношение вот к этой записке.

Я вынула из кармана шортов угрожающий детский стишок и протянула Симону.

Прочитав первые строчки, он отвлекся и посмотрел на меня.

— Три Белые Мышки? Это ведь ваше с Джеки и Пэт коллективное прозвище? Вы сами себя так называете?

— Угу. Читай дальше.

Добравшись до строчки «только одной не вернуться обратно», он опять посмотрел на меня.

— Похоже, у кого-то на корабле весьма специфическое чувство юмора. Кто это написал?

— Не знаю, Симон, но кто бы это ни был, он нанят моим бывшим мужем чтобы убить меня — до того, как корабль вернется в Майами.

— Струнка! — Он закатил глаза, точь-в-точь как Джеки, когда той хотелось показать, что я снова все драматизирую. — Тебе следует перестать принимать антиаллергены!

— Я не принимала никаких антиаллергенов! Я это все придумала, чтобы не говорить тебе правду.

— Правду о чем?

— Мне показалось, что именно ты — тот самый убийца, которого нанял Эрик!

Он молча уставился на меня. И смотрел довольно долго. Похоже, он начал сомневаться в моих умственных способностях. Поэтому я решила поторопить события.

— Мне действительно надо с тобой серьезно поговорить, — насколько можно спокойней произнесла я. — Мы не могли бы сегодня пропустить утреннюю пробежку? Пожалуйста!

Он только пожал плечами.

— В твоей каюте или в моей?

— В твоей. В моей, возможно, уже прячется убийца!

— Ну вот. Сейчас я тебе расскажу все с самого начала, — заговорила я, как только мы оказались у Симона. Он сел на кровать. Я принялась ходить по каюте, машинально подбирая разбросанную по полу одежду.

— Я не ждал гостей, — извинился он, явно смущенный моим аккуратизмом, наблюдая за тем, как я складывала и убирала туда-сюда его майки и брюки. — Но знаешь, Струнка, на кораблях такого класса для этого есть стюарды. Может, тебе наняться к ним на работу?

— Может быть. Но ты будешь меня слушать или нет?

— Уже слушаю.

— Хорошо. Во второй вечер нашего круиза, примерно около десяти часов, я заказала из каюты разговор с берегом. С Гарольдом Тейтльбаумом, моим шефом на фирме.

— Потому что ты психанула из-за того, что твою помощницу двинули на повышение без твоего ведома?

— У тебя хорошая память!

— То, что ты говоришь, трудно забыть. Впрочем, может, у тебя просто такая манера.

— Спасибо! — Я восприняла это как комплимент. — Ну и если ты помнишь, в тот вечер был шторм.

— Помню. Нас буквально переваливало с боку на бок.

— Верно. Мой телевизор ничего не показывал, и я сомневалась, будет ли работать телефон. Но все равно решила попробовать дозвониться до Гарольда. Случайно получилось так, что я врубилась в разговор между двумя совершенно незнакомыми мне людьми, причем один говорил отсюда, с корабля, а другой — с берега. По крайней мере мне так показалось.

— Ты поняла, о чем они говорят?

— Слушай внимательно. Во-первых, голоса были явно мужские. Они звучали нечетко из-за плохой связи. Помехи мешали разговору, до меня доносились одни обрывки фраз. Но чем больше они говорили, тем яснее мне становилось, что человек на корабле нанят тем, кто остался на берегу, для убийства его собственной бывшей жены, которая находится здесь, на борту!

— Поясни, пожалуйста!

— Двое мужчин договаривались об убийстве, Симон. Тот, кто говорил с берега, хотел, чтобы находившийся на корабле убил его бывшую жену — пассажирку «Принцессы Очарование» — и сделал это раньше, чем корабль вернется в Майами.

— Невероятно! — воскликнул Симон, поправил очки и посмотрел на меня более внимательно. — Что ты предприняла?

— Сначала я позвонила пассажирскому помощнику сказать, что произошла путаница на линии. Потом отправилась непосредственно к капитану Солбергу. И сообщила ему, что одной из пассажирок его корабля угрожает смертельная опасность.

— И что он ответил?

— Он ответил, что мне следует принимать успокоительное.

— Нет, серьезно. Как он отреагировал?

— Я серьезно! Разговор с этим парнем оказался пустой тратой времени. Я объяснила, что на его корабле в любую минуту может произойти преступление, а он сказал, что ничего не может сделать до тех пор, пока оно действительно не произойдет. А потом предложил пойти поиграть в бинго.

— О Господи! Теперь мне понятен его вопрос об убийцах, который он задал тогда, на капитанском коктейле. Вероятно, он не поверил ни одному твоему слову.

— Так же, как и полиция в Пуэрто-Рико. Но ты-то мне веришь, Симон?

— Разумеется! Единственное, что я никак не могу понять, почему ты сразу же предположила, что именно Эрик и я являемся теми самыми заговорщиками и что убить собираются именно тебя?

— Стыдно признаться, но у меня есть тенденция автоматически переносить на себя многие вещи, особенно когда речь идет о моем здоровье и благополучии. У меня такой пунктик. Весьма незначительный пунктик, мне кажется. — Мне казалось очень важным быть с Симоном предельно искренней, но в то же время мне очень не хотелось его напугать, чтобы он не дал деру.

— Этим объясняется только то, что ты вообразила себя целью заговора. Но этим нельзя объяснить, почему ты меня вообразила убийцей. Разве я тебе чем-нибудь угрожал?

— Нет, ты за мной только ухаживал.

— Ну, теперь все кристально ясно! — саркастически бросил он.