Сюзан Айзекс - После всех этих лет

С того времени, как я была здесь в последний раз — это был ужин, и в приглашении было указано «праздничный», что означало «черные галстуки и вечерние платья», я же до прихода сюда не знала этого и разоделась во что-то ярко красное, Ходжо, кажется, посетила великое множество аукционов по антиквариату. К ее серебряным табакеркам и небольшому мраморному, бюсту лысого композитора добавилось еще множество бесполезных вещей, заполнивших все уголки гостиной. Антикварные перья. Хрустальные чернильницы. Шары — мраморные, хрустальные, металлические, деревянные — на деревянных подставках. Маленькие изящные китайские горшочки, в которых помещались растения, выращиваемые особым способом: среди блестящих листьев располагались небольшие бутылочки, в каждой из которых была одна-единственная орхидея.

Прежде всего, я осмотрела спальню. Точнее, гардероб при спальне. Чистое любопытство, но я была просто загипнотизирована открывшимся передо мной великолепием: шкафы с платьями, мехами, сумочками, ботинками, поясами — все было собрано вместе в гардеробе, который скорее являлся отдельной комнатой, по размерам походившей на студию. Три серые юбки, две из которых с ценниками, валялись на полу. Блузка цвета слоновой кости, вытащенная из пакета из химчистки, но не снятая с вешалки, была брошена поверх юбок.

Меня не удивило, что стены в спальне были затянуты шелком. Кровать представляла собой огромное металлическое сооружение с кружевными подушками, и была задрапирована москитной сеткой таких размеров, что ее хватило бы, чтобы защитить от малярии все южное полушарие. На покрытом скатертью столе возле кровати стоял маленький серебряный поднос, заполненный кремами для тела, рук, шеи и глаз. Ни одной книги. И никаких признаков мужского присутствия.

Это потому, что «мужское присутствие» имело свою собственную комнату в противоположной стороне от холла. Я пробыла там ровно столько, чтобы убедиться, что Том спал на кровати из красного дерева, что он читал толстую книгу о нарушении регулирования авиалиний в восьмидесятых, а после быстрого осмотра его высокого шкафа с выдвижными ящиками, что содержание их существенно изменилось с дней его молодости, и что вместо шорт он теперь носил боксерские трусики.

Не было детской комнаты, потому что у Тома и Ходжо не было детей. Ходжо конфиденциально поведала Ричи, что Том не мог иметь детей, но к тому времени, когда они оба прошли медицинские тесты и узнали об этом, им уже и не хотелось иметь детей.

Ходжо занималась «делом своей жизни», как она называла, в шикарно обставленном офисе, где даже письменный стол самого Людовика XIV не казался бы чересчур роскошным. Ящики стола были забиты приглашениями на ужины и бенефисы. Там же было несколько желтых почтовых карточек: Дартмут, 04. 25, Кансер, 10. 11. Лихорадка охватила меня: почерк Тома. Я просто не могла поверить, до чего знакомым он мне показался. Я не видела его с того времени, как мы, изучая вместе латынь, обменивались тетрадями. Но я не нашла ежедневник и подумала, что его забрала с собой Ходжо на воды.

История светской жизни Ходжо была буквально разложена по полочкам, как будто материалы предназначались для передачи в архив. Позолоченный столик за маленькой кушеткой был заполнен большими шкатулками — из слоновой кости, перламутра, дерева, ляписа, малахита — по одной на каждый год, начиная с 1983. Везде были вырезки из календарей, приглашения, заметки из газет, где упоминалось ее имя.

Я взглянула на свои часы, затем еще раз. Я не могла поверить — прошло всего пять минут. Я выдвинула нижний ящик стола к себе на колени. Вот это удача! Записка от Джессики, датированная 14 мая. За месяц до того, как Ричи сказал мне, что покидает меня.

«Дорогая Джоан! Как мне отблагодарить вас? Ужин был великолепен, также, как и вы. Не могу выразить, как много для нас обоих значит ваша поддержка в этот трудный момент. С любовью, Джессика».

Ричи не относился к тому типу людей, которые любили рисковать. Он никогда бы не стал выставлять напоказ свою личную жизнь. И, если Ходжо устраивала тайные ужины для счастливой пары, значит Ричи, действительно, доверял ей.

Не выпуская записки из рук, я стала рассматривать фотографии на столе. В раме, больше подходящей для картины Караваджо, чем для моментального снимки, была помещена фотография нарядно одетых женщин на заседании какого-то комитета. Там была еще фотография Ходжо и Тома на лыжном курорте: они улыбались прямо в объектив. Я попыталась определить, насколько деланными были их улыбки, но фотография была немного не в фокусе. Была еще одна фотография Ходжо с тремя другими женщинами в декольтированных платьях, возможно — на Палм-Бич. И еще две: Ходжо с Ричи на приеме перед входом в дом. Ходжо с Ричи и Джессикой на пристани на фоне яхт и катеров, на Джессике были шорты…

Семь минут. Я положила записку Джессики обратно в ящик. У меня так пересохло во рту, что я не могла глотать. Что, если Ходжо позвонила Тому, и тот скажет: «Кстати, твой ящик с шампанским сегодня будет доставлен». Или, если он обычно среди дня заходит домой, чтобы сменить рубашку.

Я быстро пробежала глазами вырванные из календаря страницы. В большинстве случаев — «позвони туда-то и туда-то», и код 516, означавший, что звонят из района Лонг-Айленда, в основном, их друзья из Гемптона. Один номер был из Шорхэвена, записанный на листке в среду после 1 мая. Мне даже не надо было смотреть на имя: Тиллотсон. Учитывая количество хирургических подтяжек, сделанных Ходжо (включая и самую последнюю, очень удачную, как я заметила на похоронах Ричи) эта запись меня не удивила.

Судя по календарю, Ходжо обедала с Ричи, по меньшей мере, раз в две-три недели. Но были и ужины: «Рик, Коте Баск 8.00» в январе, «Рик и др. Боули» в феврале. Я не была на французском ужине в январе. И определенно не была в числе «др.» в феврале.

Но, — постойте-ка — в тот день, когда Ричи объявил мне, что уходит, он принялся изливать мне душу, говорил, что он влюбился в Джессику по-настоящему, глубоко, страстно и даже пытался успокоить меня, когда я впала в истерику, умоляя его остаться, — а это было за два месяца до того, как он уехал из дома. Это случилось, когда его компания Дейта Ассошиэйтед переехала в новое здание около Санта-Фе. «Я же просил тебя поехать со мной, — говорил он, как бы доказывая, что я упустила свой последний шанс, — но ты сказала, что не можешь оставить школьные дела. Помнишь?».

Значит, Джессика Стивенсон также не могла быть в числе «др.» на февральском ужине!

Двенадцать минут. Я положила листки календаря к себе в карман. Для большей верности я стащила и календари за четыре предыдущих года и положила их в кожаную сумку, которую я взяла у Ходжо в гардеробе. Ну вот и все! Я заперла дверь в квартиру, сняла вонючие перчатки Денни Риза и спустилась на лифте в вестибюль, где вручила швейцару ключи и двадцатидолларовую банкноту.