Мария Ветрова - Обретенный май

— Хотя она, конечно, уверена, что заботится о нашем же благе, чтоб мы тут со скуки все не перегрызлись за лето… Кстати, как тебе этот Леонид? Мне что-то не очень, чисто интуитивно…

Эля немного помолчала, потом кивнула:

— Пожалуй, и мне не очень… Знаешь, такое чувство, что я его где-то видела раньше… А вспомнить где не могу…

— Надеюсь, не на скамье подсудимых, — фыркнул Владимир, направляясь в ванную.

Эльвира ничего ему не ответила.

Как это обычно бывало во время периодически мучивших Нину Владимировну бессонниц, проснулась она, словно от толчка, внезапно и сразу, в полной темноте, с мучительным ощущением потери чувства времени.

Некоторое время генеральша лежала неподвижно, чутко вслушиваясь в глубокую сонную тишину дома, прежде чем слегка шевельнуться на прохладных чистых простынях. Вопрос о том, сколько сейчас времени, почему-то всегда казался ей необыкновенно важным в такие вот ночи. Благодаря тяжелым портьерам, всегда плотно сдвинутым, темнота в кабинете была почти абсолютная в отличие от ее собственной комнаты.

Нина Владимировна и сама не знала, почему ей сегодня вдруг захотелось переночевать здесь — в комнате, где так тщательно сохранялся и оберегался дух ее покойного мужа. В прежние годы она не делала этого никогда. Но в бессонные ночи, подобные нынешней, если они настигали ее здесь, в особняке, она каждый раз, поднявшись, непременно стараясь ступать и двигаться как можно тише, дабы не разбудить Нюсю, спящую в столовой, прокрадывалась сюда, в кабинет — так, словно была не хозяйкой особняка, а злоумышленником, пробравшимся в него с тайной целью…

Выключатель находился сразу у входной двери, она нажимала его, один из рожков пятилепестковой люстры вспыхивал, давая ровно столько света, сколько ей требовалось. Плотные портьеры не позволяли увидеть свет снаружи, поэтому и были по распоряжению генеральши всегда плотно задернутыми. Но сейчас это оказалось совсем некстати, поскольку сориентироваться в полной темноте Нина Владимировна была не в состоянии.

Конечно, можно было медленно и долго пробираться к дверям на ощупь, держась за стены и мебель. Однако диван, на котором ей сегодня постелила Нюся, стоял практически рядом с окном. И Нина Владимировна решила, что куда разумнее раздвинуть портьеру, а уж после, впустив в комнату наверняка достаточно яркий лунный свет, добираться до выключателя.

Она на удивление легко села посреди взбитых подушек, опустила ноги на пол и, поднявшись, лишь успела протянуть руку к портьерам, как вдруг услышала совсем рядом этот протяжный тихий то ли всхлип, то ли вой. Было это до такой степени жутко и неожиданно, что обомлевшая генеральша так и замерла во тьме — с рукой, протянутой в сторону окна. И она не сразу сообразила, что звук раздается все-таки не здесь, в кабинете, а за стеклами, и слышен так ясно и отчетливо потому, что в отличие от аккуратной и ответственной Гали жена поселкового охранника, готовившая дом к их приезду, оставила открытыми огромные тяжелые фрамуги…

Трусихой Нина Владимировна не была никогда, в сверхъестественные явления тоже не верила, поэтому в себя пришла довольно быстро. Только сердце, получившее толчок от первоначального испуга, все еще продолжало биться тяжело, почти с болью, словно стремилось вырваться из хрупкой тесноты ее груди… Кто мог плакать и уж тем более выть глубокой ночью под окнами генеральского кабинета, выходившими на соседский сад?!

Она мельком подумала об издохшем год назад от старости любимом псе, после которого не решалась взять другую собаку, и вся обратилась в слух. Медленно, словно это движение могло быть услышано с другой стороны, она вновь протянула руку в сторону окна и слегка отвела одну из портьер. Как раз в этот момент тишина за окном опять нарушилась. На этот раз говорил мужчина.

— Слезами, куколка, меня ты точно не разжалобишь! — Генеральша опознала голос сразу же, хотя слышала его один-единственный раз. Это, несомненно, был их новый сосед — Леонид Любомир. — Допустим, этого козла ты не любишь, а вот насчет ублюдка своего ты подумай…

Женщина в ответ вновь издала сдавленное рыдание и прошептала что-то неразборчивое.

— Боишься, что проснется, а тебя рядом нет, — усмехнулся он. — Так иди, кто тебя держит? Но помни: сроку у тебя ровно три дня. Ни секундой больше. С воображением у тебя всегда было плохо, но все же подумай, как отреагирует твой благоверный и его мамаша, когда узнают, кто ты на самом деле!..

За окном наступила мертвая тишина, почти физически ощутимая. Потом послышался шорох, удаляющийся с каждой секундой: собеседница Любомира покидала место действия, так и не сказав, в сущности, ни слова. Какое-то время вновь было тихо, затем генеральша услышала, как сосед хмыкнул и двинулся в сторону ограды своего особняка — судя по звукам, напролом, сквозь кусты смородины. Нина Владимировна знала, что в этой общей для обоих участков ограде есть пролом: прошлым летом они с Нюсей так и не собрались его забить. Да и не слишком к этому стремились, поскольку Нюсе было куда удобнее добираться в гости к Галочке через дыру в заборе, чем идти в обход, к воротам…

Генеральша выждала еще немного после того, как шаги соседа растаяли по ту сторону ограды, прежде чем отпустить портьеру. К выключателю ей все-таки пришлось идти на ощупь, по периметру комнаты, держась за мебельные углы и выступы. Наконец она добралась до него, нажала и, постояв с минуту возле двери, решительно потянула за ручку, дабы немедленно выяснить, с которой из ее невесток разговаривал Любомир. Но Нина Владимировна опоздала: в тот момент, когда она перешагнула порог холла, где-то наверху послышался еле слышный звук осторожно прикрываемой двери. Такой тихий, что если бы генеральша не была заранее настроена на происходящее, то и вовсе бы его не услышала. Но определить, в какой именно из занятых сыновьями комнат закрывали двери, оказалось невозможно.

Нина Владимировна вернулась в кабинет, дошла до письменного стола мужа и почти упала в удобное высокое и жесткое кресло, много лет прослужившее генералу. Она не сразу поняла, что сидит сейчас за столом точно в такой же позе, в какой часто сидел в былые годы ее муж: очень прямо, не касаясь высокой спинки, положив обе руки на зеленое сукно, накрытое сверху толстым стеклом со слегка отколотым уголочком.

Одну из ее невесток шантажируют, новый сосед — отвратительный подонок, мразь. А она, Нина Владимировна, совершила редкую в ее жизни ошибку — поддавшись совершенно необоснованной симпатии к негодяю, согласилась прийти в его дом…

Какое-то время генеральша пыталась мысленно прикинуть, с кем именно — Элей или Машей — разговаривал Любомир. Разумеется, первая мысль была о Маше, но это было бы слишком просто, чтобы можно было принять ее как единственный вариант. Один раз она уже ошиблась, во второй ошибка может стать роковой… Нина Владимировна вдруг поняла, что об Эльвире она, в сущности, знает так же мало, как и о младшей невестке.