Сюзан Ричард - Когда замирает сердце

Оказавшись наконец в самолетном кресле, я почувствовала, что порядком устала — от недосыпания, от возбуждения и от напряжения, в котором не хотела себе признаваться. Ведь мне предстояло провести десять недель на вилле «Саксония» среди чужих людей, пытаясь насильно научить старушку французскому языку. Еще час назад я была вполне уверена в своих способностях, куда же теперь подевалась эта уверенность? Когда до Женевы было рукой подать, меня начали одолевать сомнения. Фантазии уступили место реальности.

Мы перелетели Ла-Манш, оставив дождь позади. Я расслабленно сидела в кресле, радуясь, что попала к иллюминатору и смогу увидеть Швейцарию сверху.

Внезапно мое сердце дрогнуло. Я увидела великолепное Женевское озеро и колесный пароход на его глади. Я любовалась снежными шапками Монблана, огромными просторами под крылом самолета, яркой зеленью. Меня предупредили, что, как и в большинстве горных районов, в Швейцарии летом прохладно и дождливо.

Следующие полчаса прошли в суете — приземление, таможня и прочие формальности. Как любой человек, впервые оказавшийся в незнакомой стране, я нервничала, хотя знала, что шофер Рэнсома должен встретить меня и отвезти на виллу. Мы договорились, что он узнает меня по бирюзовому брючному костюму. Вспомнив об этом, я обеспокоенно оглянулась, но никого больше в таком костюме не заметила.

— Мадемуазель Стэнтон? — раздался за моей спиной вежливый голос с сильным акцентом, и я вздрогнула.

— Да, — по-идиотски обрадовалась я, что он говорит на английском языке.

— Меня зовут Фредерик, — представился он все так же вежливо, но меня бросило в холод от явной неприязни в его глазах. Этот человек умел ненавидеть! — Я отвезу вас на виллу. — Он хмуро глянул на два небольших чемодана у моих ног. — Это весь ваш багаж, мадемуазель? — В голосе послышалось легкое презрение.

Я вспомнила газетные заметки о светских гостях Рэнсома. Уж его знакомые, скорее всего, путешествовали с таким багажом, взятым на пару дней, что и пятерым не унести.

— Это весь мой багаж, — холодно подтвердила я, стараясь сохранить спокойствие. И это далось мне с трудом — где-то среди моих предков затерялись ирландцы с их взрывным характером. Почему меня должно беспокоить, как относятся ко мне слуги? Я приехала не в гости, я собираюсь работать. Напрасно было бы ожидать от меня туалетов от Кардена и вереницу чемоданов.

— Сюда, мадемуазель.

По-видимому, говорить больше было не о чем. Фредерик подвел меня к сверкающему серому «роллс-ройсу», открыл дверцу, затем легко поставил чемоданы в багажник. Я едва уложилась в те шестьдесят шесть фунтов, которые разрешались мне по билету первого класса, на котором настоял Дик Рэнсом.

У меня не было охоты разговаривать с Фредериком по дороге из аэропорта на виллу. Его напряженные плечи дали мне понять, что любые попытки начать беседу будут отвергнуты. Может быть, шофер один из тех французов, которых воспитали в ненависти к американцам? А может, он вообще не терпит женщин? Я пожала плечами — Господи, какое мне дело?

К моему огорчению, мы не поехали через саму Женеву, но ведь впереди целое лето, чтобы увидеть город. Машина мчалась окраиной в направлении гор, мимо современных жилых районов и роскошных строящихся коттеджей. Промелькнула маленькая деревушка, сохранившаяся здесь, казалось, со средних веков. Тут я вспомнила, что Женева — один из самых старых городов в мире, ей более двух тысяч лет. А горы, горы! Вокруг поднимались сказочной красоты горы!

— Скоро приедем, мадемуазель. — То были первые слова, произнесенные Фредериком за последние двадцать минут, хотя я заметила, что он тайком разглядывает меня в зеркальце заднего обзора.

— Благодарю вас, Фредерик. — Я слегка наклонилась вперед, чтобы увидеть виллу. Показался чудесный парк, по-видимому, принадлежащий Рэнсому, — тщательно подстриженные кустарники вдоль дороги, масса буйно цветущей азалии, а за ним — вилла.

Вилла «Саксония» поднималась в суровом великолепии на гребне холма примерно в шестидесяти футах над основной дорогой. В ее величии было даже нечто пугающее, хотя я еще и не подозревала о том ужасе, который поджидает меня там. С востока и запада — террасы, крыша с мансардой, многочисленные окна, длинные печные трубы. Высокие, створчатые окна открыты навстречу июньскому солнцу. Легкие шторы трепещут на ветру. Белые жалюзи контрастируют с темно-красными кирпичными стенами.

Шурша по гравию, машина остановилась у внушительного подъезда виллы. Шофер выскочил, чтобы открыть мне дверцу, потом нажал на замок багажника и взял мои чемоданы.

Я нерешительно поднялась по широким ступенькам к огромной, резной двери, которая была приветливо распахнута.

— Позвоните, мадемуазель! — крикнул мне вслед Фредерик с некоторым удовлетворением в голосе, поскольку он явно ощутил мою неуверенность. — Мишель сейчас подойдет. Она покажет вам ваши комнаты.

— Спасибо. — Я дотронулась до звонка, разозлившись на покровительственный тон Фредерика.

Великолепие огромного холла напомнило мне декорации исторического фильма. На двух стенах — замечательные гобелены. Хрустальная люстра, сияющая, как бриллиантами, всеми своими сверкающими подвесками, вполне годилась для бального зала. Стулья и столы — скорее всего бесценный антиквариат. Глядя на ковер, я вспомнила музей. Такие ковры любовно хранятся столетиями и сохраняют свои исконные краски.

Вошла невысокая, плотная женщина в черном платье и белом фартуке и неловко улыбнулась. Где-то рядом я услышала женский голос, возвышенный в гневе, — настоящий американский голос, устраивающий кому-то взбучку. Я сразу поняла, что этот голос принадлежит бабушке Рэнсом.

— Добро пожаловать, мадемуазель, — с трудом подбирая слова по-английски, тихо произнесла горничная. — Меня зовут Мишель. — Она обменялась взглядом с Фредериком, который поставил чемоданы у моих ног и тут же вышел. Тем временем громкий женский голос продолжал отчитывать кого-то. Слова разобрать было нельзя, но тон говорил сам за себя.

— Спасибо, Мишель, — поблагодарила я, расстроенная, что попала как раз в момент домашней разборки.

— Фредерик приносить ваши чемоданы наверх, как только отогнать машину, — пояснила горничная и попыталась улыбнуться. — Я показать вам ваши комнаты, — добавила она, испуганно оглянувшись через плечо.

— Спасибо, Мишель, — тепло сказала я и пошла за Мишель по изогнутой лестнице, покрытой толстым ковром, заглушавшем наши шаги, разглядывая висящие на стенах картины старых мастеров. Мишель остановилась у тяжелой дубовой двери и распахнула ее.

Над гостиной явно поработал отличный дизайнер — комната была обставлена с любовью и предназначалась определенно для женщины. Под углом к мраморному камину стояла мягкая кушетка, обтянутая голубым бархатом. В камине лежали дрова на случай прохладной погоды. Напротив кушетки стоял шезлонг на удивление современной расцветки. Мое внимание привлекли столики — один овальный, изящно инкрустированный, второй шестиугольный, с позолоченной резьбой, покрытый тяжелым стеклом и служащий кофейным столиком. Между створчатыми окнами стоял резной секретер времен Людовика XV. Современное ковровое покрытие густого зеленого цвета прекрасно сочеталось с необычным синим и зеленым цветами обоев.