Мэри Брэддон - Тайна индийских офицеров

Он указал на сэра Руперта Лисля.

— Какое отношение это имеет к нашему разговору? — спросил капитан.

— Это лишний вопрос! Отвечайте: который ему год?

— В июле исполнилось семь.

— Семь лет. Великолепно! Что скажете, Артур, если я разорву этот пакетик с письмами на тысячу кусков и в течение четырнадцати лет не возьму у вас ни одного пенса?

Капитан посмотрел на него с удивлением.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.

Майор взял его под руку, наклонился и шепнул ему на ухо несколько слов, которые заставили капитана побледнеть от испуга. Настала пауза, в течение которой майор не сводил с него взгляда.

— Хотите сделать это, или хотите, чтобы я выполнил это сам? — спросил он.

— Мерзавец! — загремел капитан Вальдзингам. — Я не сделаю этого, даже если такой ценой мог бы откупиться от галер!

— Дитя! Не горячитесь! — тихо сказал майор. — «Даже, если бы я мог такой ценой откупиться от галер!» — повторил он с презрением. — Есть люди гораздо выше вас по положению, которые сделали бы это за двадцать фунтов стерлингов… Что это такое? Не более чем простой фокус. «Милостивые государи и милостивые государыни, видите этот шиллинг? Я кладу его под этот стакан… Тук-тук — и его нет!.. Тук-тук! — и вот он опять!» Говоря так, фокусник показывает публике пропавший шиллинг, и она воображает, что видит перед собою что-то необыкновенное, а между тем он показал ей другую монету, точно такую, как первая… Капитан Вальдзингам, вам угодно загородить нам дорогу к счастью или вы соглашаетесь помочь мне с этим фокусом?

— Нет, повторяю вам!

— А если я сделаю это помимо вас?

— Тогда я разоблачу вас, что бы потом ни случилось!

— Вы неисправимы! Это ваше окончательное решение?

— Да! — сказал Вальдзингам.

— Великолепно! — произнес майор, пожимая плечами. — Если так, делать нечего… Помните же, — добавил он, ударяя пальцами по письмам, которые все еще держал в руке, — что вам уже не придется ждать от меня ни малейшей пощады! Если человек не видит своей собственной выгоды, пусть не воображает, что умные люди будут страдать по его милости. Позовите вашего пасынка, я попрощаюсь с ним и отправлюсь в путь. Бедная Ада, верно, заждалась меня.

Капитан позвал сэра Руперта Лисля, который в один миг прискакал к косогору.

— Сэр Руперт, — сказал майор, — я хочу проститься с вами, потому что я покидаю Бишер-Рид… Помнится, поселяне что-то толковали об этом косогоре, но я до сих пор так и не смог узнать, откуда произошло это название Бишер-Рид. Объясните мне это на прощанье, Артур!

— Отстаньте! — сердито произнес капитан. — Зачем вам история Бишер-Рида?!

— Не будьте же невежливым, мой дорогой Артур, расскажите то, о чем я вас прошу.

Они стояли на вершине косогора — самого высокого в этой местности, перед ними находился почти отвесный спуск.

— Косогор назван Бишер-Ридом, потому что пятьдесят, лет тому назад, какому-то капитану Бишеру, знаменитому спортсмену, вздумалось, заключив пари, проскакать по нему верхом на чистокровной лошади, — сказал Артур Вальдзингам.

— И что же, он разбился? — спросил майор Варней.

— Нет, но его лошадь погибла.

Майор расхохотался.

— Бедняжка! — произнес он. — Он поплатился лошадью! И никто не последовал его примеру?

— Думаю, никто!

Сэр Руперт Лисль напряженно прислушивался к их разговору.

— Я хочу туда подняться, — сказал он, указывая на вершину.

— Что за идея, баронет! — возразил майор. — У вас не хватит смелости, — добавил он смеясь, — вы не такой жалкий трус, как Джеймс Арнольд, но все-таки едва ли вы настолько отважны, чтобы проскакать галопом по Бишер-Риду, клянусь честью, это невозможно!

Упорство было наследственной чертой рода Лисль и нередко заставляло членов этой семьи совершать такие невероятные подвиги, на которые не отважился бы храбрейший из храбрых; и, в самом деле, подобная настойчивость в выполнении задуманного часто приводит к более блестящим результатам, чем дерзкая отвага. Сэр Руперт был настоящим Лислем — апатичным, вялым, но упрямым.

Майор смеялся, и его лицо, обращенное к солнцу, имело самое вызывающее выражение.

— Нет, нет, мой маленький баронет, — продолжал он, — для этого у вас не хватит смелости, к тому же вы умны и должны понять, что это невозможно.

Бледные щеки мальчика запылали от гнева.

— Ах это невозможно? — воскликнул он слабым, но резким голосом. — Ах невозможно?

Он повернул свою лошадь и проехал по одному из бугров, затем, изо всех сил стегнув пони хлыстом, перескочил через перила и начал подниматься на вершину. Майор видел, что мальчик побледнел, а капитан, бросившись за ним, подбежал к краю косогора как раз в тот момент, когда баронет помчался по опасному спуску, который вел к оврагу.

— Он спустится, не получив ни малейшей царапины, — проговорил майор.

— Сатана! — с ужасом воскликнул капитан Вальдзингам. — Это твои проделки!

Лошадь уже достигла подножия косогора, ребенок раскачивался, стараясь всеми силами удержаться в седле, но животное, сделав последний скачок, упало, подмяв под себя всадника. Сверху пони и мальчик казались бесформенной массой, которая шевелилась еще несколько мгновений, а затем стала совершенно неподвижной.

— Скорей ко мне, сюда! — воскликнул капитан, сбегая вниз по тропинке.

Когда он подбежал к баронету, над ним уже стоял майор. Он опустился на колени возле мальчика. Сэр Руперт был придавлен лошадью, которая встала, как только майор распутал ее поводья.

Сэр Руперт Лисль лежал без движения, лишь несколько капель крови на лбу свидетельствовали о полученной им травме.

— Слава Богу! — воскликнул капитан. — Он отделался испугом.

Майор Гранвиль расстегнул жакет мальчика и положил ему руку на сердце. Он вдруг побледнел, и его белокурые усы и бакенбарды словно бы потеряли свой привычный лоск.

— Он умер от ушиба головы, — сказал он печально и торжественно.

— Сатана! — закричал капитан Вальдзингам и схватил его за горло. — Ты убил его!

Майор, все еще бледный, сбросил стиснувшие его руки и спокойно произнес:

— Артур, будьте благоразумны и выслушайте меня. Я так же невиновен в случившемся, как и вы сами. Когда я предложил вам комбинацию, которая могла принести нам богатство, я сказал, что мальчику не будет причинено ни малейшего вреда, я говорил именно то, что думал, но вы взбесили меня своей глупостью, и мне захотелось немножко подразнить вашего пасынка. В том, что случилось, я не виноват. Это игра случая, которую нельзя ни предвидеть, ни предотвратить. Случилось то, что случилось, и мы с вами не в силах ничего изменить! Но мы можем, — он понизил голос почти до шепота, — извлечь из этого пользу! Позволите вы мне поступать, как указывают мой ум и мой рассудок?