Лана Балашина - Еще раз про любовь, деньги и женское счастье

— Моя дочь тоже варит очень вкусный кофе. — Отставил чашку, глянул на Павлова: — Ты знаешь, где меня найти. Все, что только может понадобиться, будет доставлено. Машина, деньги?

Павлов качнул головой, сказал:

— Машину подготовили. Ребята ждут. Деньги через час будут здесь.

Мирон поднял глаза на Павла, повторил:

— Все, что только понадобится. — Он повернулся к Лине: — Я заехал, только чтобы предложить помощь и передать факс. Ты плакала, когда звонила мне, и я не хотел, чтобы эту бумагу тебе передал чужой человек.

Алексей насторожился:

— Лина, ты опять занялась самодеятельностью? Мало мне тайн вокруг, так еще ты загадки загадываешь!

Лина развернула листок, вздохнула и сказала:

— По крайней мере, одной тайной уже меньше. — Она обернулась к отцу: — Папа, я знаю, кто и каким образом украл эти деньги.

Мы все ошеломленно замолчали.

Павел и Лема переглянулись и внимательно посмотрели на нее.

— А где деньги сейчас, ты тоже знаешь?

Лина смутилась:

— Нет, этого я пока не знаю. Но мы можем спросить у человека, без которого тут не обошлось. Папа, давай, я расскажу все по порядку.

Она достала из кармана еще один листок, развернула его.

— Вчера мне не давала покоя мысль о том, что кто-то мог узнать мой код. Я точно знала, что никому его не называла. Потом мне пришла в голову мысль, что человек, воспользовавшийся им, мог его не знать, а пытаться подобрать. Вчера, когда все разошлись, я пошла к Николаю и, пока Алексей был в душе, мы позвонили в Москву его заму. Он подтвердил мою мысль о попытках воспользоваться кодом и продиктовал мне вот эти пять цифр: 18141841, 18941940, 19041983, 19041989, 18601904. Пятая попытка — мой код.

Подбородок Лины дрогнул, глаза наполнились слезами. Она тут же поморгала, сглотнула, и продолжила:

— И еще он сказал, что твои спецы, папа, установили, что мою ячейку открывали ключом из более мягкого сплава.

Павел глянул на Лему, тот молча кивнул.

— Само по себе это значило немного, я ведь могла передать кому-нибудь ключ и он или она изготовили бы копию. Но я-то ведь про себя твердо знала, что ключ не давала никому! Тогда я стала смотреть на цифры. Что можно о них сказать?

Мы все склонились над бумагой.

Я неуверенно сказала:

— Какие-то даты.

Павел присмотрелся и сказал, укоризненно глянув на Лину:

— Ну, конечно, юбилейные даты.

Лина подхватила:

— Конечно, я сразу это увидела. А вот попробуйте угадать, чьи это даты?

Ася присмотрелась и сказала со смехом:

— Линка, ты прямо детектив! А я все думаю, в кого наша Марета пошла. Ясно, что первая запись — это даты жизни Лермонтова, даже троечники должны помнить, что погиб он в 27 лет. В этом году, стало быть, сто девяносто лет со дня рождения.

Тут подключилась и я. Внимательно прочитав даты еще раз, я уверенно назвала последнюю :

— А это годы жизни Чехова. Во МХАТе намечаются серьезные торжества по поводу столетия со дня смерти. Конечно, Чехова ты с детства обожаешь, теперь я поняла, почему ты выбрала именно эти цифры. Но с другими я, честно сказать, совершенно затрудняюсь. К величайшему стыду. Судя по датам, отмечать должны столетия со дня рождения и сто десятую годовщину.

Лина прихлопнула рукой по столу.

— Вот, и я рассуждала так же! Коля, к кому ты обратился бы, если бы хотел проконсультироваться по подобному поводу?

Николай подумал:

— Ну, в библиотеку бы сходил, или в музей. В интернет бы полез, наконец.

Лина улыбнулась:

— А если ты не дома, а, например, в отъезде?

Коля засмеялся:

— Остается звонок другу.

Лина кивнула:

— Совершенно верно. И друг должен быть компетентен в этих вопросах. Вот и назови навскидку какого-нибудь своего приятеля, чтобы был осведомлен о культурной жизни столицы?

— Да нет у меня таких. — Он задумался, улыбнулся и щелкнул пальцами: — А вот и нет, пожалуй, я знаю, кому позвонил бы: энциклопедически образованной и подкованной в вопросах культуры Аде Михайловне, нашему заму по кадрам.

Неожиданно Лина погрустнела.

— Коля, ты прав, как всегда. Я и позвонила ей. И милейшая Ада Михайловна сразу назвала мне известного писателя Исаака Бабеля, коему исполняется 110 лет, и Джорджа Баланчина, и Сальвадора Дали, столетие которых предстоит отметить в этом году. А когда я, потрясенная столь высоким уровнем знаний, просто благоговейно замолчала, она поведала мне, что рада в лице нашей с Морозовым семьи встретить такую редкую ныне жажду к подлинной литературе и искусству. И сказала, что мой муж разрабатывает новую рекламную концепцию, в которой найдется место подлинному меценатству. Даже будучи в командировке за границей он не предается развращающему отдыху, а продолжает работать. В связи с чем просил подготовить для него список деятелей культуры, которые будут отмечать юбилеи в этом году.

В продолжение последних минут Морозова не было слышно. При последних словах Лины он одновременно побледнел и покрылся красными нервическим пятнами.

Неожиданно тонким голосом он спросил:

— Ты сошла с ума? Меня даже не было здесь, в стране.

Лина развернула второй листок и грустно сказала:

— Я до последнего не могла поверить, что это ты. Я попросила Аду Михайловну сбросить мне по факсу тот листок, который она отправила тебе. Вот он, видишь? Факсы у нас в банке так устроены, что на передаваемом листке печатается принимающий и отправляющий номера. Узнаешь? Это номер Ады Михайловны, а вот это — номер Ольги Викторовны Никифоровой, дочери папиного зама, которая продолжает работать со мной в банке, тогда как ты перешел в филиал. Но, судя по всему, теплые отношения вы поддерживаете.

Морозов сорвался на крик:

— Ревнивая дура! Я сейчас же докажу тебе и всем вам, что ваши подозрения беспочвенны!

Он вскочил, вбежал в комнату и взлетел по лестнице. Алексей и Дени переглянулись, и с громким топотом промчались за ним, следом подхватился совершенно оторопевший Павлов. Лина закрыла лицо руками и заплакала. Павел шагнул к ней и прижал ее голову к себе.

Морозову, видно, удалось захлопнуть массивную дверь кабинета за собой, она не поддавалась натиску. Николай первым догадался и вбежал в соседнюю спальню, имевшую общий с кабинетом балкон. В этот момент и раздался негромкий хлопок, как будто кто-то в глубине дома надумал выпить шампанского.

Лину с матерью и сестрой удалось увести в спальню. Мы с мужиками тихо разговаривали на веранде. Полчаса назад отзвонились курьеры с деньгами. Мирон отправил за ними свой джип с охраной, и правильно, от греха подальше.

В кабинете возились ребята из вызванной мной бригады. Саша Штерн, наш врач, разрешил увозить тело. Я кивнул Алексею, и он встал около двери в спальню.