Сандра Браун - Связанный честью

– И надолго ты меня увозишь? – спросила Эйслин.

Вопрос был легкомысленным и не вязался с ее настороженным взглядом.

Он вел машину так, чтобы не попадать в поле зрения тех, кто сидел в соседних автомобилях. Полицейских в обозримом пространстве не наблюдалось. Грейвольф ехал аккуратно и не превышал скорость. Он был совсем не дурак.

И болтуном тоже не был. Он ничего не ответил на заданный ему вопрос.

– Меня, между прочим, потеряют. У меня бизнес, который надо поддерживать на плаву. Если я не появлюсь на работе, меня станут искать.

– Налей мне кофе.

От такого высокомерного приказа у нее отвалилась челюсть. Она еще будет ему прислуживать! Как будто он вождь, а она его личная скво.

– Иди к черту!

– Налей мне кофе.

Накричи он на нее, сорвись с катушек, она бы, может, ему и ответила. Но его голос звучал тихо, словно шорох ползущей змеи. Озноб прокатился по ее позвоночнику. Она понимала, что он опасен. Кухонный нож все еще торчал у него из-за пояса. Один его взгляд, когда он на секунду отвлекся от дороги, чтобы пригвоздить ее к месту, убедил Эйслин, что перед ней враг, с которым надо считаться.

Она отыскала в пакете с продуктами два пластиковых стаканчика. Отделила один, осторожно налила из термоса полстакана горячего ароматного кофе и передала ему. Он не поблагодарил, только отпил кофе и скосил на нее глаза. Не спрашивая разрешения, она тоже налила себе кофе и закрыла термос.

Эйслин задумчиво смотрела в стаканчик и катала его в ладонях. Она пыталась представить, какие планы могут быть у Грейвольфа на нее. Она так сильно сосредоточилась, что чуть не подпрыгнула, когда он внезапно спросил:

– Какой бизнес?

– Что?

– Ты сказала, что у тебя есть бизнес.

– A-а, фотостудия.

– Ты занимаешься съемкой?

– Да, в основном делаю портреты. Невесты, дети, выпускники. Все такое.

Понял ли он ее, одобрил или не слишком – она не поняла. На его лице ничего не отразилось. «Да уж, в моей работе точно нет ничего захватывающего», – подумала она и вздохнула.

Окончив колледж по специальности «журналист», она собиралась стать фоторепортером. Ей хотелось взорвать мир своими провокационными фотографиями, хотелось путешествовать по земному шару, снимая пожары, катастрофы, наводнения. Ей хотелось каждым снимком вызывать сильные эмоции – гнев, любовь, сопереживание.

Но ее родители имели совсем иные планы на своего единственного ребенка. Уиллард Эндрюс был видным бизнесменом в Скоттдейле. Его жена Эленор возглавляла местные «сливки общества». И от дочери ждали соответствующего поведения – потешить себя достойными занятиями и выйти замуж за не менее достойного молодого человека. Она могла присоединиться к любому клубу, могла возглавить любой женский комитет. Благотворительность была допустима, пока не требовала ее личного участия.

Карьера – особенно такая, где надо ездить в отдаленные части света, чтобы снимать вещи слишком неприятные для обсуждения на званых ужинах, – естественно, не вписывалась в планы семьи. Ее вымотали несколько месяцев бесконечных споров, и в конце концов она подчинилась воле родителей.

В качестве уступки со своей стороны ее отец взял на себя финансирование фотостудии, где Эйслин могла снимать родительских друзей и их отпрысков. Не самое плохое занятие, но была громадная разница между той значимой работой, которой она всегда хотела заниматься, и ее фотостудией.

Интересно, что бы сказали родители, если бы увидели ее в компании Лукаса Грейвольфа? Не сдержавшись, она прыснула.

– Ты находишь ситуацию забавной? – поинтересовался он.

– Нисколько. – Она снова посерьезнела. – Почему ты не хочешь меня отпустить?

– Я не собирался брать заложника. Я хотел только поесть твоей еды, пару часов отдохнуть в твоей квартире и уйти. Но ты вошла и застала меня за опустошением холодильника. И у меня не осталось другого выбора, кроме как взять тебя с собой. – Он взглянул на нее и добавил: – То есть выбор у меня был, но я не убийца. Пока еще.

Эйслин внезапно расхотелось пить кофе. Во рту пересохло от страха.

– Ты собираешься меня убить?

– Нет, разве только ты не оставишь мне выбора.

– Я буду сражаться с тобой каждую секунду.

– В таком случае у нас могут быть проблемы.

– Тогда лучше сделай это, убей меня прямо сейчас. Заставлять меня вот так ждать очень жестоко.

– Сидеть в тюрьме тоже.

– А чего ты ждал?

– Я научился там некоторому терпению.

– Но я же не виновата, что ты попал в тюрьму. Ты совершил преступление и за это расплачиваешься.

– Ну и в чем мое преступление?

– Я… я не помню. Что-то насчет…

– Я был организатором митинга перед зданием суда в Фениксе. В результате все вылилось в насилие, пострадали полицейские, федеральной собственности был причинен ущерб. – Его рассказ не был доверительным, казалось, он цитирует по памяти то, что сам слышал тысячу раз. – Но, думаю, мое единственное преступление состоит в том, что я родился индейцем.

– Чушь. Вам некого винить в своих несчастьях, кроме самого себя, мистер Грейвольф.

Он безрадостно усмехнулся:

– Судья кое-что добавил для пущего эффекта, когда объявлял приговор.

Они молчали, пока Эйслин не рискнула спросить:

– Как долго ты просидел?

– Тридцать четыре месяца.

– А сколько еще оставалось?

– Три месяца.

– Три месяца! – Такое заявление ее потрясло. – Ты сбежал, когда тебе оставалось так мало?

Он бросил на нее горящий взгляд:

– Я уже говорил, что должен кое-что сделать, и ничто меня не остановит.

– Но если тебя поймают…

– Меня поймают.

– Тогда зачем ты сбежал?

– Я должен был, я ведь уже сказал.

– Разве может быть что-то важнее свободы?

– Может.

– Тебе к сроку добавят месяцы, а может, и годы.

– Да.

– И для тебя это ничего не значит?

– Нет.

– Но ты лишаешься нескольких лет жизни. Подумай, от чего ты отказываешься.

– Например, от женщин.

Эти три слова прозвучали как погребальная проповедь. Она прикусила язык, мудро воздержавшись от дальнейшего разговора на эту тему.

Они оба молчали, но думали об одном и том же. Каждый по-своему вспоминал события прошлого вечера. Эйслин не хотела признавать тревожащие душу воспоминания – вот Грейвольф стоит в дверях ванной, обнаженный и мокрый, его ленивая поза таит угрозу. Вот он прижимает к лицу ее бюстгальтер, с чувственной жадностью вдыхая ее аромат. А вот развязывает ей руки и накрывает одеялом, пока она спит. Ей вдруг стало трудно дышать – и от воспоминаний, и от его близкого присутствия.

В конце концов она отвлеклась единственным доступным ей способом. Она закрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья.

– Черт подери!

Должно быть, она задремала и проснулась от ругани Грейвольфа. Тот злился и колошматил кулаком по рулю.