Майкл Прескотт - Когда отступит тьма

Нашла. Ну вот.

И, дрожа от напряжения, начала медленно подниматься по лазу.

«Хонда» даже не замедлила хода, неслась на безумной скорости, и Коннор на какую-то секунду был уверен, что она врежется в его машину.

Он инстинктивно завертел руль, вильнул в сторону, сирена продолжала свой исступленный вой, голые деревья плясали во вспышках проблескового маяка.

«Хонда» промчалась мимо, едва не сорвав зеркала заднего обзора, оставляя за собой струю искр. И с визгом шин свернула с шоссе в лес.

Коннор быстро развернул «шевроле». Свет фар рассек темноту и осветил лесную дорогу. «Хонда» скрылась среди деревьев. Коннор видел ее удалявшиеся огни уже в миле от шоссе.

Он дал полный газ, «шевроле» помчался по лесной дороге. Она была неровной, ухабистой, заваленной мусором, и машина дрожала, словно от ярости.

«Хонда» впереди виляла, подскакивала. Роберт гнал маленький автомобиль вовсю, но его четырехцилиндровый мотор уступал мощностью восьмицилиндровому полицейской машины. Расстояние между ними сокращалось.

— Приготовьтесь! — крикнул Коннор, перекрыв голосом грохот тряски и рев двигателя.

Он достал свой револьвер, потом увидел, что оружие Элдера наготове.

Дорога сделала внезапный поворот, Коннор бросил машину влево, голые ветви заскребли по ветровому стеклу и крыше.

В свете его фар поблескивал задний бампер «хонды». Он видел пригнувшегося к рулю Роберта, неровные очертания его нестриженой головы и широких плеч.

Стрелка спидометра «шевроле» дрожала на восьмидесяти восьми. Предельная скорость «хонды» на этой дороге была миль на десять меньше. Соперничество было неравным.

Элдер подумал то же самое.

— Сукину сыну надо было угонять что-то более быстроходное! — прокричал он.

Обе машины разделяло уже меньше ста ярдов. «Хонда» петляла из стороны в сторону. Роберт пришел в отчаяние, обезумел или, может быть, едва справлялся с управлением машиной, не рассчитанной на такие нагрузки.

Коннор выключил сирену и включил громкоговоритель.

— Прижмитесь к обочине дороги. Прижмитесь к обочине…

Из окошка «хонды» с водительской стороны появилась рука, Коннор увидел красную вспышку, услышал, как мимо «шевроле» просвистела пуля.

Элдер издал нервозный смешок.

— Похоже, он не очень-то подчиняется указаниям.

Коннор опять включил сирену. Ее завывающий рев звучал оглушительно.

Роберт выстрелил еще раз, пуля ушла далеко влево.

— Фиг тебе, — произнес Коннор.

Он не собирался отставать, не хотел праздновать труса. И дерзко сокращал расстояние между машинами, сознавая, что рискует жизнью Элдера и своей.

Роберт стал вести машину из рук вон плохо. «Хонда» едва удерживалась на дороге. Дергалась, шла юзом, на большом заднем окне осатанело мерцали вспышки проблескового маяка.

Потом Роберт принялся сигналить клаксоном.

Коннор не понимал почему. Возможно, не существовало никакой вразумительной причины. В конце концов, этот человек сумасшедший и в панике.

Он был смутно виден в красных и синих вспышках, косматой фигурой на переднем сиденье, колотящей с дикой свирепостью по рулю. Гудки были едва слышны сквозь вой сирены.

Вой…

Где-то в закоулках сознания у Коннора мелькнула мысль — восковые затычки для ушей в лачуге Роберта, выражение его лица при вопросе, какой шум можно слышать в лесной тишине.

«Хонда» быстро, словно колибри, метнулась влево, и от неожиданности Коннор не сразу понял, что дорога изогнулась в очередном предательском повороте.

Он завертел руль против часовой стрелки…

Поздно.

Машину занесло, голые кусты заколотили по ней с пассажирской стороны, разбилось стекло, треснула фара, со всех сторон тучами взметнулись песок и камешки. Элдер сильно ударился о дверцу и крикнул от боли, потом «шевроле» чудесным образом вынесся опять на дорогу, но «хонде», находившейся прямо впереди, повезло меньше.

От резкого поворота маленькую машину развернуло, и она встала поперек дороги, подставив бок несшейся сзади.

Коннор успел увидеть, как Роберт повалился на сиденье, потом раздались звон и лязг удара.

Передняя часть полицейской машины смялась гармошкой. Ветровое стекло разлетелось дождем осколков. Идиотски потрескивающее радио затихло.

Коннор увидел белое, целый мир белого, шар, раздувающийся, чтобы поглотить его, и лопнувший мгновение спустя. Затылок его ударился о подголовник, все тело пронизала боль, и наступила тьма.

Роберт зажал уши и пронзительно закричал.

Сверху, сзади, со всех сторон раздавался шум, их шум, ужасный звук их изводящего преследования, он не мог его выносить, готов был на что угодно, только бы прекратить его, отогнать…

Какой-то рациональной частью сознания Роберт понимал, что слышит просто-напросто полицейскую сирену, механически вращаемую, лишенный смысла сигнал тревоги, но не мог убедить себя, потому что этот шум звучал у него в голове, бился о хрупкие стенки черепа, взрывался бомбами, резал когтями, приводил в безумие.

Голоса. Их голоса. Его ночные гости, его мучители, их визгливые крики — и слова, ужасные слова…

Смотри, опять плачет, жалкий ребенок.

Весь в слезах, как Ниобея.

Омерзительно. Человек-гнус.

Не гнус. Экскремент. От него несет мерзостью.

Скверный.

Кровью. Дерьмо у него красное, вот сколько в нем крови.

Покончил бы с собой, избавил нас от своей немощи.

У него не хватит духу, он не мужчина — знаете, что он ни разу не был с женщиной?

Какая женщина подпустит его к себе? Он внушает отвращение человечеству, противен всему живому.

Естественно — отверженный, пария, козел отпущения.

Ослепленный Эдип, заклейменный и изгнанный Каин, всем чужой, проситель, прогнанный от всех алтарей.

Ветер разносит его запах, вонь дерьма и мочи.

Отвратителен, как фурункул, готовый прорваться.

Пусть почувствует боль от наших бичей.

Пусть повопит.

Пусть умоляет.

Пусть умрет.

Пусть умрет.

Пусть умрет.

— Перестаньте! — завыл Роберт, крепко прижав ладони к голове и корчась на переднем сиденье. — Перестаньте, перестаньте же, не говорите этих слов, оставьте меня!

Но они никогда не оставляли его надолго, и ему, как всегда, оставалось только убежать от них.

Да, убежать. Это выход.

«Вылезай из машины, этой разбитой машины, и спасайся бегством!»

Но дверца не открывалась. Она смялась при столкновении, будто пустая консервная банка. Роберт дергал ручку, но дверцу заклинило намертво.

А пронзительные вопли стали громче, тысяча нетопырей сорвалась с насестов, колотила его крыльями, выкрикивала опасные призывы: