Маргарет Этвуд - Телесные повреждения

— Готово. Теперь ты похожа на немецкую молочницу. Жалко, что нечем заколоть.

— Передай, что я здесь. Расскажи обо всем, что случилось.

Ренни выпускает косы из рук.

— Кому я должна это сказать?

— Не знаю. Найдешь кому.

На грязных щеках Лоры светлые дорожки от слез. Скоро они будут плакать не слезами, а соленым чаем.

Ренни никак не может вспомнить, о чем полагается думать в такие моменты. Она перебирает все варианты, но ничего на ум не приходит. Прошлое, настоящее, будущее — ничего не подходит. Настоящее — нереально и неприятно, размышления о будущем только напрягают, тревожат, словно ее самолет кружит и кружит над аэродромом и никак не может приземлиться. Пассажиры вцепились в поручни кресел, стараясь отогнать мысли о крушении. Ренни устала жить в постоянном страхе, который все продолжается и продолжается и конца ему не видно. Скорей бы что ли уже конец наступил.

Она старается вспомнить тех, кого любила, вспомнить, любила ли вообще кого-нибудь. Это довольно сложно. Она пытается вспомнить Джейка, его тело, ей всегда удавалось это раньше, но теперь она с трудом припоминает его лицо. Может, его и не существовало вовсе. Никаких подтверждений их совместно прожитой жизни нет. Все эти годы бесследно канули в Лету. Поворот головы, улыбка, секс — трудно поверить, что это когда-то было.

Поль. Ренни помнит только ярко-синие глаза. Они с Лорой избегают разговоров о нем. Судя по Лориным словам, о нем ничего не известно. Он как растворился. А это может означать все что угодно. Ренни ежится, думая о выстрелах и взрывах в бухте. Она не хочет думать, что Поль погиб. Тогда им отсюда не выбраться. Лучше совсем ничего не знать. Может быть, она последняя, до кого дотрагивался Поль. Может, он последний человек, который дотрагивался до нее. Последний мужчина в ее жизни.

Однажды Иокаста привела ее в класс, где проводились занятия йогой. Почувствуйте энергию вселенной. Расслабьтесь. Начните с ног. Скажите вашим ногам, ноги расслабьтесь. Теперь колени. Колени расслабьтесь. Пусть вас подхватит поток.

Дэниэл. Вот он завтракает, вполуха слушая последние известия, его осведомленность о том, что происходит в мире, равна нулю. Вот Дэниэл застрял в пробке в час пик, промочил ноги потому, что не слушал прогноз погоды. Он в операционной, на столе перед ним лежит тело, в его руке скальпель. Дэниэл, склонившись над столом, поглаживает руку блондинки, которой он недавно удалил грудь. Дэниэл — врач по призванию, как говорится, от Бога, он хочет помочь всем, он хочет, чтобы всем было хорошо. Стремление к всеобщей гармонии. Вы живы, всегда говорит он ей ласково и многозначительно, как гипнотизер. Вам очень повезло. Слезы застилают ей глаза. Дэниэл воздвиг между собой и окружающими незримую стену, он как астронавт на Луне, защищен невидимым скафандром, как экзотический цветок, заботливо укрытый в теплице. Что с ним произойдет, если его лишить этой непроницаемой брони. Наверное, это все равно, что рыбу вытащить из воды. Когда-то Ренни тоже была защищена такой стеной. Но теперь с нее будто сорвали ее розовые очки.

Сейчас ей трудно поверить, что Дэниэл где-то существует. Невозможно, чтобы в мире одновременно существовали два настолько разных места. Дэниэл — мираж, необходимая иллюзия, талисман, который можно повертеть в пальцах, чтобы не сойти с ума.

Ей надо подумать о своей болезни; шрамы похожи на укусы; будто следы чьих-то зубов, но Ренни бессильна что-либо изменить, да сейчас даже это кажется неважным. Главное, что с ней пока ничего не произошло, она жива и почти невредима. Может, она и умирает, но если это и так, то настолько медленно и незаметно для себя самой, что и говорить не о чем. Другие умирают значительно быстрее: по ночам тишину нарушают стоны и крики, от которых застывает кровь в жилах.

Ренни открывает глаза. Ничего не изменилось. Под потолком осы строят гнездо. Они влетают и вылетают через решетку на окне. Лора окрестила их «испанцами». В память о какой войне?

Надо представить, что все это только сон. Который скоро кончится.

Наступает следующее утро; время даже здесь имеет свои очертания и формы. Ренни уже различает тюремщиков по именам. Их зовут Сэмми и Мортон. Мортон — это розовощекий. Ренни не вступает с ними в разговоры. Она не очень хорошо понимает, о чем идет речь, поэтому все улаживает Лора. Теперь у них есть щетка для волос. Это хоть и не гребешок, но все же лучше, чем ничего. Ренни бы еще хотелось пилочку для ногтей, но она понимает, что об этом лучше и не заикаться, поскольку пилка может быть использована в качестве оружия. Лора не нуждается в пилке, ее ногти обгрызаны до мяса.

«Попробуй достать жевательной резинки», — просит Ренни Лору. Где есть сигареты, там должна быть и жвачка. Суррогат зубной пасты: Ренни давно уже кажется, что у нее во рту помойка. Лора с ведром уходит. Она очень долго не возвращается, и Ренни начинает беспокоиться. В глубине души она опасается, что Лора с ее темпераментом и несдержанностью может в любой момент выкинуть какой-нибудь фортель и это усугубит их и без того плачевное положение. Они окажутся в ловушке. Ренни чувствует, что у нее гораздо больше самообладания.

Но Лора вскоре появляется, никаких видимых изменений нет, ни ссадин, ни синяков. Она ставит на место ведро и присаживается над ним на корточки. Ренни знаком этот запах, запах разгоряченных тел, водорослей, рыбы. Лора вытирается краем подола и встает.

— Я принесла тебе жвачку. В следующий раз попробую раздобыть туалетную бумагу.

Ренни содрогается от отвращения. Она считает, что в человеке должна сохраняться хоть капля самоуважения.

— Спасибо, не надо, — холодно отказывается она.

Лора удивленно смотрит на нее.

— Какая муха тебя укусила?

— Ты стоишь дороже, чем пачка резинки. — Ренни сдерживается, чтобы не поинтересоваться, как все происходило, сколько их было, один или оба. Одновременно или по очереди? Лежа или стоя? Какая гадость!

От изумления Лора сперва не находит, что ответить. Потом разражается смехом.

— Черт возьми, ты права. Я принесла две упаковки — одну для себя.

Ренни не удостаивает ее ответом. Лора садится и раскрывает пачку.

— Зла не хватает на таких, как ты. У вас родная бабушка будет подыхать, а вы и пальцем не шевельнете.

— Давай не будем об этом, — миролюбиво просит Ренни. Это бессмысленно. Что толку ругаться, если они обречены сидеть в этой крохотной конуре вдвоем, деться некуда. Все, что остается — это избегать ссор.

— Почему же, черт возьми, не будем, — кипятится Лора, активно двигая челюстями. — Что ж не поговорить? Вся эта процедура не сильно отличается от ковыряния пальцем в ухе, только не своим пальцем, а чужим.

— Я думаю, что разница все-таки есть, — сдержанно отвечает Ренни.