Карен Робардс - Чужая жена

Этот глубокий, тягучий голос она узнала бы, донесись он хоть с края света. Пальцы ее стиснули трубку.

– Том.

Она понимала, что должна сказать что-то еще, но сейчас ее хватило лишь на то, чтобы выдохнуть в микрофон его имя.

– Почему вы сами отвечаете?

“Это же мой телефон”, – хотела она сказать, но губы произнесли:

– Tea ушла домой.

– А-а.

Она слышала его медленное, ровное дыхание. Том не торопился продолжать разговор, она тоже не торопилась. Правда, она смертельно боялась, что он положит трубку.

– Как у вас дела? – спросил он.

– Нормально. Я здорова. – Глупый ответ, но Ронни была совершенно не в состоянии поддерживать сколько-нибудь осмысленную беседу. – Как вы?

– У меня все хорошо. – Том вздохнул. – Знаете…

– Где вы? – задала она поспешный вопрос и прижала трубку плотнее к уху. Сейчас эта трубка была единственной связью между ней и Томом.

– В Неваде. – Ронни голову дала бы на отсечение, что он улыбнулся. – Готовимся к губернаторским выборам. Пропасть работы.

– На кого работаете?

– Некто Мэтт Гролин. Соперник нынешнего губернатора. Пожалуй, у него хорошие шансы.

– Хорошие, раз вы рядом.

Том вновь помолчал.

– Почему-то сегодня вы необыкновенно любезны.

– Я умею быть любезной.

– Помню, – хрипло отозвался он.

– Том.

– Да?

– Вы консультируете самого претендента… или его жену?

– То его, то ее, то обоих вместе – по необходимости.

Ей стало неприятно, что он, может быть, дает советы другой женщине – какие туфли надеть, о чем говорить с избирателями…

– Миссис Гролин красивая?

Он рассмеялся, и от этого смеха, такого знакомого, Ронни почувствовала щемящую тоску.

– Она великолепно выглядит – для шестидесяти двух лет.

Теперь улыбнулась и Ронни.

– Ах… Хорошо.

– Ронни…

Он умолк.

– Что? – нетерпеливо переспросила она.

– Кенни хорошо справляется?

Тон его едва заметно изменился. Ронни не сомневалась, что Том хотел сказать не это.

– Он меня никогда не ругает, – заметила она.

– Боже, какое счастье.

Он опять засмеялся.

– Я получила пробный экземпляр “Женского домашнего журнала”. Получился хороший материал.

– Я не сомневался. Как там Дэвис?

– Большой. Лохматый.

Во рту у Ронни пересохло. Прожорливый. Совсем другие слова вертелись на языке.

– Он по-прежнему в Седжли?

– Да. Селма водит его к кинологу. У него блохи, и он постоянно норовит вспрыгнуть ко мне на колени. И вечно меня облизывает. Наверное, ищет, где я прячу ветчину.

Снова искренний смех.

– Умный пес.

– Вы бы так не сказали, если бы он прыгал на вас.

– Где все?

– Tea ушла, как я вам сказала. И Кенни тоже. Дороти уехала к подруге поиграть в бридж. Селма дома, насколько я знаю. А Льюис… Сейчас взгляну… Он во Фрайарс-Пойнт на освящении какого-то памятника.

– Как у него дела?

И опять голос Тома стал другим. Едва упомянув Льюиса, она воздвигла между собой и Томом барьер. Ей тут же захотелось взять обратно свои слова.

– У него все хорошо.

– Честно говоря, я позвонил из-за него.

– Вот как?

Ледяная нотка в голосе.

– Да. Как только мы с вами закончим разговор, я отправлю ему по факсу образец статьи для рекламной кампании в прессе. Он просил меня подготовить кое-какие материалы, которые мы могли бы использовать против Уорда.

– Если вам нужен Льюис, почему вы не позвонили ему? – спросила Ронни. – У него три телефона. В Седжли, в Джексоне и в Вашингтоне.

– Я звонил. Ни один из трех не отвечает.

– Понятно. – Ронни глубоко вздохнула. – Значит, поэтому вы набрали мой номер. Хорошо, что вы меня застали.

– Да. Это очень хорошо.

– Наверное, нам нужно прощаться, чтобы вы поскорее отправили ваш факс.

– Ронни…

– Что такое?

Он заговорил не сразу:

– Вы правы. Нам пора прощаться.

– Хорошо. До свидания.

– Пока.

Ронни отвела трубку от уха и с минуту молча смотрела на нее. Она хотела… А что, собственно, она хотела сказать? “Когда ты вернешься? А ты вообще вернешься?”

Она не могла. Ведь он даже не ради нее позвонил. Он не желал иметь с ней дела, поскольку она замужем, а он не сволочь.

Сволочь.

Она опустила трубку на рычаг и едва не расплакалась.

Едва. Потому что она не позволит такой сволочи, как Том Куинлан, довести ее до слез.

Далеко не все занятия Ронни были связаны с избирательной кампанией. Вместе с Льюисом она летала на похороны коллеги Льюиса по сенату – он погиб в авиакатастрофе. Она была членом попечительских советов некоторых общественных организаций и посещала заседания. Много времени отнимали дела, связанные с очередным Международным конкурсом балета, который должен пройти в Джексоне в 1998 году.

Кроме того, вовсю развернулась подготовка ко дню рождения Льюиса. Кто-то должен был взять на себя организацию праздничного приема, а поскольку Дороти стала быстро утомляться (еще в прошлом году она была значительно энергичней), заботы хозяйки праздника полностью легли на плечи Ронни. Создавалось впечатление, что у Ронни совершенно не было времени на то, чтобы думать о Томе Куинлане.

Ошибочное впечатление.

Она считала – точнее, надеялась, – что Том не пропустит дня рождения сенатора. Она была почти уверена, что он приедет. Приглашения Льюиса практически никогда не отклонялись.

Торжества были назначены на субботу, а в среду пришла карточка, извещающая, что Том подтверждает свое присутствие. В этом году было решено упростить корреспонденцию и рассылать карточки для ответов вместе с приглашениями, как это делается перед свадьбой.

Мистер Томас С. Куинлан получил приглашение на два лица.

В ответе говорилось, что в субботу они прибудут”.

Ронни спрашивала себя, привезет ли Том свою подружку, на которой, по словам Tea, он вскоре собирался жениться. Ей было не по себе. Она отдавала себе отчет, что ревнует к женщине, которую никогда в жизни не видела. К подружке. У нее темнело в глазах, когда она мысленно произносила это слово.

По крайней мере, он приедет.

Черт побери, пусть он явится в сопровождении эскорта из девушек в бикини, лишь бы приехал сам.

Ее враждебность по отношению к нему уже давно растаяла. Ронни могла думать только об одном: как замечательно будет увидеть его снова.

Настал торжественный день. Ронни готовилась к вечеру как никогда долго и тщательно. Ее не смущало, что в Седжли соберется больше пяти сотен гостей, что ожидается, как обычно, присутствие прессы, что миллион непредвиденных случайностей может испортить праздник.

И о собственной внешности ей не приходилось беспокоиться. Она знала, что выглядит безупречно. Она надела огненно-красное платье из джерси от Айзека Мицрахи, усыпанное бриллиантами, которые переливались при каждом ее движении. Платье от груди и почти до колен облегало ее тело как вторая кожа, а ниже оно рассыпалось в бесчисленных алых складках в стиле фламенко. Платье это и само по себе любая женщина назвала бы сногсшибательным. Огненно-красные же атласные босоножки на трехдюймовых каблуках, бриллиантовое ожерелье и серьги делали Ронни совершенно неотразимой.