Юлия Шилова - Нежное чудовище, или Я поставлю твою волю на колени

Когда меня отправляли по этапу, я впервые за долгие месяцы разрыдалась. Поезд уносил меня из Москвы в никуда. Что будет дальше, не хотелось даже думать.

В зоне пару дней меня выдержали в карантинной комнате, а затем отправили в отряд. Мне пришлось работать на швейной фабрике. Шили простыни, наволочки. Самое главное — это выполнить норму, иначе лишат пайка.

Кроме административных законов, на зоне существовали свои неписаные правила, с которыми приходилось считаться. Предпочтение отдавалось тем, кто сидит не в первый раз. Им выделяли лучшее место, им же отдавали часть съестного из посылок от родных. Нельзя было есть одной, втихомолку, нельзя было курить, не поделившись сигаретами со «старшей». Особенно в зоне любили чай. Тут его называли «чифирь». Один раз мне довелось его попробовать, и меня тут же вывернуло наизнанку. Другие же от него просто балдели. Многие глотали «колеса» — особые таблетки, помогающие забыться.

На зоне меня встретили миролюбиво! Подошли девчонки и предложили чифирнуть. Глядя на мои страдания, они в один голос стали меня убеждать, что очень скоро я буду чифирить как ненормальная, предлагая себя ментам за пачку чая. Со мной делились передачами, изредка выговаривая за то, что я не вношу свою лепту в общий котел.

Я никогда не была «шестеркой» и всегда умела за себя постоять. В первый же день на зоне девчонки решили это проверить. Ко мне подошла одна из них и потребовала постирать ее колготки. Мол, она не может отлучиться с локального участка, а ей срочно понадобились чистые. К счастью, я сразу поняла, что если сделаю это, то буду стирать до конца срока. Мой отказ восприняли нормально и больше с предложениями подобного рода не подходили. Девчонки послабее выполняли любые приказы, например вставали рано утром и чистили ботинки остальным. Если они не справлялись со своими «обязанностями», их избивали.

Тут действует закон джунглей. Наезжают на слабых и безвольных. Если будешь бояться, то тебя моментально добьют. Я поняла, что бояться нельзя, и сразу сумела поставить себя как надо. Тем, кто пытался наехать на меня, я всегда давала понять, что мне терять нечего. По большому счету я уже все потеряла.

— Я мотаю срок за покушение на убийство, учтите это. Я потеряла все: мужа, сестру, любимого человека, работу, уважение близких людей, мне больше терять нечего, говорила я тем, кто пытался записать меня в «подлипалы».

Главное — не опускаться, твердила я себе. Иначе затюкают так, что перестанешь быть человеком. Уважают только сильных. Выживают только те, кто хитрее и умнее. Не обязательно иметь мощные габариты. Можно иметь хрупкую фигуру, но зато сильную волю. Хлюпиков не любят нигде, а здесь, на зоне, особенно.

Очень часто, когда весь барак уже спал, я закрывала глаза и вспоминала сатанистов в нелепых балахонах и лежащего на траве Глеба, опутанного ритуальными лентами. Я не держала на Глеба зла за то, что он отправил меня в такое страшное место, главное, что он остался жив. Скорее всего, он женился и уже давно позабыл о наших с ним отношениях. Его жена уже, наверное, беременна и целует своего ненаглядного муженька в макушку по нескольку раз в день. Иногда мне казалось, что три года в колонии я попросту не протяну и в один прекрасный день сломаюсь, как ломается крохотная соломинка, попавшая в бурный водоворот. Иногда мне хотелось наложить на себя руки, а иногда запастись терпением и учиться жить дальше.

Многие девчонки отдавались надзирателям за пачку дешевого чая, сигаретку или даже за обычную безделушку. Я смотрела на них и думала, что никогда не унижусь до этого. Колония приучила меня к каждодневному самоконтролю, я стала сдержанной и осторожной на язык, но при случае могла поставить на место любую обидчицу.

Со временем я привыкла курить папиросы и пить чифирь. Кутаясь в телогрейку, шла на работу, садилась за швейную машинку и со вздохом вспоминала изящные туфельки на высоченных каблуках и юбку из дорогой кожи. Немного освоившись, я сблизилась с соседкой по шконке девушкой Таней, которая точно так же, как и я, держалась обособленно от общей массы. Это была крепкая светловолосая москвичка, попавшая в колонию за то, что убила любовницу своего мужа. Ей дали восемь лет, но она рассчитывала освободиться раньше, так как ее родственники имели деньги и хорошие связи. Она знала, что они делают все, чтобы вытащить ее отсюда, и терпеливо ждала своего часа.

— Это место не для нас, — постоянно твердила она. — Ничего, Дашка, выкрутимся. Придет день, и мы уедем из этого свинарника. Главное — не падать духом.

Я улыбалась сквозь слезы и, в сущности, была бесконечно благодарна ей. Танька помогала мне держаться в этом дурдоме и вселяла надежду на лучшее. Без нее пришлось бы намного тяжелей.

Хуже всего в зоне дело обстояло с личной гигиеной. Хоть колония и считалась женской, но для женщин как таковых тут ничего не было предусмотрено. Горячая вода отсутствовала, а это значит, что негде было помыться. Самое страшное — это критические дни. С утра приносили горячий несладкий чай. Его-то я и приспособилась использовать для личного туалета. Были и такие, кто себя запускал, но мне хотелось оставаться женщиной при любых обстоятельствах. Иногда я брала на швейной фабрике обрезки тканей. В санчасти можно было выпросить маленький кусочек ваты, но от него толку мало. Тем, что удавалось раздобыть, я всегда делилась с Танькой, да и она зачастую отдавала мне последнее.

Очень часто под лапкой швейной машинки я находила записки приблизительно такого содержания: «Как тебя зовут? Давай познакомимся», «Хочешь за меня замуж?», «Ты занята сегодня ночью?». Я брезгливо выкидывала их, даже не думая отвечать. Секс на зоне я считала дерьмовым занятием, хотя раньше к лесбийской любви относилась с пониманием: отчего бы и нет, если найти чуткую, красивую партнершу? Но здесь, с этими прошмандовками с немытыми телами… Нет, нет и еще раз нет! От девиза «Попробуй пальчик, не нужен будет мальчик» мне хотелось кричать что есть сил. А на соседних нарах кричали, стонали, устраивали сцены ревности, дрались… Женские семьи жили своей, непонятной мне жизнью. Некоторые пары создавались из разных отрядов. «Муж» подкупал дежурных и прибегал на ночь к своей «второй половине» в ее барак. Рано утром, еще до проверки, они вставали и расходились.

Меня губила брезгливость. Да и не только меня, Таньку тоже. На зоне таких не любят, здесь другие законы, дикие для восприятия нормального человека.

— Вы что, интеллигентки, что ли?! — как-то спросила одна из «авторитетных» девиц.

— Нет, просто до колонии мы вращались в других слоях общества, — усмехнулась Танька.

— И в каких же слоях ты вращалась? — не унималась та.