Юлия Шилова - Нежное чудовище, или Я поставлю твою волю на колени

— В чем дело, Даша? — ледяным тоном спросил папик.

— Это Глеб. Я не могу дать ему умереть. У него девочка только что родилась. Он жену вчера из роддома забрал. Ему нужна помощь. У него ребра сломаны.

— Это тот Глеб, из-за которого ты сидела в колонии?

— Тот.

— Он же не захотел тебя спасти от зоны, почему же ты его спасаешь?

— Не знаю.

— Хорошо, я объясню тебе. Ты спасаешь его потому, что любишь. Ты не должна была этого делать. Это не детские игры, а взрослые, мужские дела. Оставь нам своего Глеба и отправляйся домой.

— Нет. Он будет жить.

Папик спокойно посмотрел на мой пистолет и тихо спросил:

— Ты сможешь в меня выстрелить?

— Нет.

— Тогда зачем же ты держишь пистолет? Отдай его мне.

— Если я не смогу выстрелить в тебя, это не значит, что я не смогу выстрелить в твоих людей. Разреши нам уехать. Я должна отвезти его в больницу.

— Что ж, делай как хочешь, — сказал папик и пошел в дом.

— Пахан, зачем ты их отпускаешь?! — завопила братва. — Он нам должен вернуть деньги. Его надо наказать.

— Думаю, что завтра он все заплатит.

— Я заплачу, заплачу! — истерично закричал Глеб, всхлипывая, как маленький. — Клянусь, что больше не будет никаких проволочек! Я все понял. Я больше так не буду! — зарыдал Глеб, не веря в собственное счастье.

— Прекрати ныть, ты же мужик. Тем более что рядом с тобой стоит такая женщина! Я бы отдал все на свете, чтобы она меня так любила. Цени это, придурок. Уезжайте. Я больше не хочу вас видеть.

Я протянула Женьке пистолет, села в машину и поискала глазами папика, но он ушел в дом.

— Она спасла жизнь моей дочери, — донесся до меня его голос. По всей вероятности, он сказал это браткам.

Захлопнув дверцу, я со злостью надавила на газ.

— Тебя в больницу или домой? — спросила я Глеба, когда мы уже подъезжали к Москве.

— Домой, — ответил он и спросил: — Даша, ты меня еще любишь?

— Я тебя ненавижу, — всхлипнула я. — Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!

Доехав до дома, где жил Глеб, я дотащила его до квартиры и нажала на звонок. Испуганная Вероника открыла сразу, как будто стояла под дверью все это время и дожидалась возвращения мужа. Увидев меня, она вздрогнула и попятилась в комнату.

— Не переживай, он по-прежнему твой, — улыбнулась я и смахнула слезы. — Сегодня я наконец поняла, что больше его не люблю. Оказывается, всему наступает конец, даже любви.

В тот вечер я вернулась на прежнюю квартиру, чуть позже устроилась на прежнюю работу и зажила прежней жизнью. Несколько раз я ездила на кладбище к Таньке, привозила ей цветы. Папика я больше не видела, да и не искала с ним встреч. Зачем? Ведь он все равно не сможет простить меня.

В один из мартовских дней мы с Катькой приехали на работу на моем «линкольне». У бара стоял наш администратор.

— Ну и времена пошли! — засмеялся он. — Стриптизерши на новых «линкольнах» разъезжают! Все никак не могу к этому привыкнуть. Я, когда денег накоплю, тоже такой куплю. Красавец! Зверь, а не машина.

Поболтав с ним, я пошла в гримерную и стала готовиться к выходу. Во время танца я увидела в зале Глеба… и папика. Сидя за разными столиками, они с одинаковым восхищением смотрели на меня. С трудом дождавшись заключительных аккордов, я быстро собрала разбросанную по сцене одежду и ушла за кулисы.

Минут через пять я вышла в зал и в волнении остановилась. С двух сторон навстречу мне шли некогда дорогие для меня мужчины, держа в руках огромные букеты роз.

— Даша, я больше не живу с женой. Я решился… — начал Глеб, но я, не слушая его, подошла к папику.

Папик выглядел усталым, еще больше постаревшим. Охраны вокруг него не наблюдалось. Впрочем, нет, на поводке папик держал заметно подросшего ротвейлера.

— Даша, я столько раз пытался жить без тебя, но у меня ничего не получается, — тихо сказал он. — Я старался, но не смог. Я понимаю, что я слишком стар для тебя, но я очень сильно тебя люблю.

Я взяла протянутые мне цветы, наклонилась к ротвейлеру и ласковым голосом произнесла:

— Привет! Ты меня помнишь? Дай мне лапу. — Ротвейлер весело завилял куцым хвостом и послушно протянул лапу. — Как ты его назвал?

— Глеб, — вздохнул папик.

— Глеб? Ему совсем не идет это имя. В таком возрасте он еще сможет привыкнуть к новому. Давай назовем его Гришей!

— Гришей? — удивился папик.

— Конечно. Это имя будет ему в самый раз.

— Даша… — обратился ко мне осунувшийся Глеб.

— Что ты хочешь от меня? — повернулась я к нему.

— Я должен с тобой поговорить…

— Мы уже давно друг другу все сказали. Извини.

Я взяла папика под руку, намотала поводок на руку, и мы вышли из бара.

— Я люблю тебя, Гриша, — сказала я у самого входа.

— Что ты сказала? — улыбнулся папик.

— Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Ну почему ты так долго ехал за мной?!

Папик схватил меня за руку и потащил к своему джипу. Я счастливо засмеялась и побежала за ним. Ротвейлер прыгал вокруг нас и весело лаял.

Прошел год. Мы живем в Америке и уже успели привыкнуть к новой жизни. Мы решили покинуть преступный мир и сбежать в Штаты. Все получилось очень просто: купили новые паспорта, сделали визы, сели в самолет и через восемь часов приземлились в Нью-Йорке.

У нас замечательный большой дом, огромный бассейн. Живем тихо, мирно, никому не мешаем. Григорий прекрасно выглядит, даже помолодел немного. Он всегда в хорошем расположении духа и в отличной форме, а мне больше ничего и не надо.

Здесь полно русских эмигрантов, и нам есть с кем поболтать на досуге, но мы к этому не стремимся. Целыми днями плаваем в бассейне, гуляем, смотрим телевизор, занимаемся сексом. Нам хорошо вдвоем. Наше затворничество добровольное и доставляет нам искреннюю радость. Мы оба вышли из игры, вот и все. Мы знали, что на папика готовится покушение, и не стали дожидаться развязки. Бросили годами складывавшуюся криминальную империю и улетели в Америку.

Мы прекрасно знали, что из криминального мира добровольно уйти нельзя. Из него можно только сбежать, а сбежав, притаиться и лечь на дно. Пусть другие носятся с пушками и трясут деньги с непослушных коммерсантов. С нас хватит! Нас вполне устраивает общество друг друга, и мы бесконечно счастливы вместе. Пусть у мальчиков будет новый босс, а моему любимому положена пенсия. Мы сознательно отказались пусть от обеспеченной, но такой беспокойной жизни. Перестрелки, разборки, расправы с конкурентами, похищения — это отныне не для нас. Как оказалось, простое человеческое счастье ценится гораздо больше.

Я совершенно случайно попала в криминальный мир, но за короткое время успела хлебнуть предостаточно. Столько потерь, столько нервов — никакое сердце не выдержит, а папика надо беречь, ведь он у меня один, другого такого не будет никогда.