Надя Лоули - Гавайская история

А вот и тот самый забор! Ветка обошла вокруг заграждения и увидела вагончик, возле которого стояла группа мужчин. Она прислушалась. Говорили по-английски. «Ну вот, зря тащилась по жаре!» — разочарованно подумала Ветка.

Но раз уж пришла, решила, на всякий случай, расспросить строительных рабочих (чем черт не шутит, вдруг не показалось). Сдвинув на лоб солнечные очки, она подошла поближе:

— Добрый день, господа! — и сама смутилась оттого, как нелепо прозвучало такое обращение — работяги были облачены в заляпанные краской комбинезоны. Наверное, следовало произнести: «Привет, парни!»

Они удивленно повернулись, разглядывая респектабельную молодую женщину в цветочной панаме и с собачкой у ног.

— Привет, красотка! — откликнулись рабочие. Кто-то из группы громко заржал, трудно было окрестить этот грубый смех иначе.

Ветка смутилась, она уже была не рада, что затеяла весь этот сыр-бор.

— Простите, вчера я случайно проходила мимо, мне показалось, что здесь говорили по-русски…

Парни продолжали сверлить ее глазами, один даже присвистнул в знак одобрения: ну и красотка пожаловала.

— Не показалось, мисс…

— Миссис! — поправила его почти сердито Вета и с вызовом вздернула подбородок. Еще не хватало, чтобы к ней начали приставать!

Высокий рыжий парень вежливо кашлянул, решив разрядить ситуацию:

— Миссис, вы совершенно правы. Есть тут у нас два «русака»! — И неожиданно заорал во всю глотку так, что почти оглушил Ветку: — Витя! Саша! Идите сюда, вас ждет красивая девушка!

Ветка недовольно повела плечами и ругнулась про себя: «Вот придурки!»

Потом с любопытством обернулась. Из вагончика вышли два высоких загорелых мужика, с полотенцами, накинутыми на плечи. Они с любопытством посмотрели в их сторону и, переговариваясь между собой, неторопливой походкой, вразвалочку, направились к ним.

Как всегда, после рождественских праздников Ирка собиралась в Москву. В их семье уже стало традицией отмечать Новый год в России, и даже рождение дочери не заставило их отказаться от этой привычки.

Маленькой Бель, которую Ирка называла Белочкой, исполнилось полтора года.

Господи, как летит время! Она вспомнила, как, вернувшись два года назад из Москвы, сообщила Ванечке, что ждет ребенка, и как он, одуревший от счастья, всю беременность носил ее на руках! Теперь он так же носит на руках свою маленькую Бель — Изабель Ван дер Хаальс, по полной программе! Это вам не Изабелла Ивановна Худякова! Хотя Ирка не возражала бы, если бы дочь назвали, например, Дашей.

Говорила с ней Ирка только по-русски. Пусть знает свои российские корни! И дело даже не в том, что Иркин голландский был далек от совершенства (выучила все же, жизнь заставила!). Просто Ирина хотела жить в Москве. Город менялся на глазах, становился действительно европейской столицей. Поэтому и квартиру было решено не продавать! Центр столицы — раз, сталинская постройка — два, и, наконец, вокруг масса офисных зданий, этакий московский Сити, совсем рядом Международный торговый центр! Скажи кому пятнадцать лет назад, что все так обернется!

Ирка прислушалась: спит, моя сладкая! Она осторожно затворила дверь детской, на цыпочках прошла в спальню и раскрыла шкаф — пора было складывать вещи.

Когда раздался телефонный звонок, Ирка ругнулась: вот ведь кому-то приспичило, ребенок только заснул!

Она спустилась в кухню, чтобы можно было спокойно разговаривать, а не шептаться. Но, услышав знакомый голос, радостно завопила на весь дом, забыв про спящего ребенка:

— Ой, Розочка, мадам Линьяк ты наша! Спасибо, милая! Тебя тоже с наступающим! — Вслушавшись в грустные интонации подруги, она тут же переключилась: — Роза, что случилось? Ты плачешь?

Стив готовился к важному совещанию, первому для него в роли вице-президента компании. Он понимал, как это важно, и тщательно обдумывал свое выступление. Фирма была на подъеме, и служебные обязанности отнимали все больше времени. До сих пор, вспоминая ужасный период, когда он, оставшись без работы, тщетно рассылал резюме по всем мыслимым адресам, Стив испытывал радость, оттого что ныне востребован, более того, порой незаменим. Не так много профессиональных кадров в этой дыре!

Это давало ему моральное удовлетворение. Утром, садясь за руль, он ощущал прилив энергии. Ему не терпелось поскорее оказаться в своем кабинете. Наконец в его жизни наступил такой период, когда можно было положа руку на сердце сказать, что он счастлив: отличная работа, любимая женщина и прекрасный дом (ничуть не хуже, чем в Сан-Франциско!).

Правда, в последнее время жена, похоже, немного не в своей тарелке: редко улыбается, никуда не ходит (даже в спортивный клуб, где у них годовой абонемент). Стив порой отмечал, что Вета плакала. Он вздохнул: надо будет поговорить по душам. Хотя Стив догадывался, в чем дело: социальная невостребованность — несмотря на прекрасное образование и знание языка, Вета не могла найти работу, — одиночество, оторванность от родины. Стив задумался.

Потом, раскрыв календарь, стал прикидывать, не взять ли отпуск и махнуть куда-нибудь подальше! Взглянув на карту, улыбнулся: дальше уж некуда, разве что в Японию или на Сахалин!

— Здрасьте!

Ветка вздрогнула: так она отвыкла от звуков родного языка.

— Здравствуйте! — Она смущенно улыбнулась и, как бы оправдываясь, выдавила: — Извините, что отрываю вас от дела. Вчера, проходя мимо, услышала русскую речь и ушам своим не поверила! Вот решила узнать, неужто и впрямь соотечественники?

Молодые люди стояли, щурясь то ли от яркого солнца, то ли оттого, что были недовольны тем, что их оторвали от дела. Они молча, с любопытством смотрели на нее. Как ни странно, но местные работяги деликатно отошли в сторонку, чтобы не мешать разговору.

— Вить, дай закурить… — произнес долговязый худой парень. Выпустив дым колечками, он наконец вяло ответил Ветке: — Да, вот, разговариваем на родном, матерном в основном. Гы-гы…

— Думали, что здесь никто не понимает! — с неловким смешком подхватил его приятель.

— Простите, вы здесь давно оказались? — Ветка уже жалела, что ввязалась. Было очевидно, что «товарищи» не в восторге от ситуации.

— В Штатах — два года, — продолжал худощавый, — а здесь три месяца, пока не попросят отчалить на любимую родину. — Потом помолчал, сплюнул и с гордостью добавил: — Мы здесь без контракта, с просроченной визой! Вкалываем, как рабы на плантации. Поэтому и терпят. Даже негры не жаждут здесь ишачить!

— Понятно, — упавшим голосом протянула Ветка, подумав: «Нашел чем хвастать! Надо бы им намекнуть, что здесь не принято называть афроамериканцев неграми», но вслух ничего не сказала.

Второй «товарищ», плотный и кряжистый, явно не раз попадавший в переделки — сломанный нос, подбородок в шрамах, — с явным интересом оглядел Ветку. Он неожиданно улыбнулся широкой белозубой «американской» улыбкой, которая преобразила его уродливое лицо до неузнаваемости: