Бартл Булл - Отель «Белый носорог»

Около девяти часов прибыл Джеймс Хартшорн в губернаторском автомобиле с опущенным верхом. Его сопровождали двое молодых секретарей из Министерства по делам заморских территорий. Они привезли с собой пузатый бочонок. Восемь черных констеблей в коротких, безукоризненно отутюженных брюках и сверкающих кожаных куртках заставили очередь перед двойными дверями театра посторониться. На чиновнике земельного управления были тесный полотняный костюм-тройка, галстук в полоску и тропический шлем.

— Простите, сэр, можно взглянуть на карту? — обратился к нему один солдат. Хартшорн не удостоил его ответом. Когда констебли захлопнули за ним двери, он осмотрел зал и с неудовольствием отметил, что в каждом окне за ним во все глаза наблюдают африканцы. В глубине зала расположилась узкая сцена. Считая кресла в ложах и бельэтаже, а также скамьи в партере и оркестровой яме, Королевский театр вмещал двести человек.

— Поставьте у двери несколько столов, — распорядился Хартшорн. — Требуйте от каждого, чтобы предъявил демобилизационное удостоверение и свидетельство из отборочной комиссии. Я не могу верить всем подряд. Эта шпана глазом не моргнет — убьет за клочок земли.

После проверки участники лотереи должны были по очереди подходить к установленному на сцене вращающемуся барабану. Проигравшим достанутся чистые карточки. Выигрышные были пронумерованы от одного до четырехсот: эти цифры указывали порядковый номер, под которым счастливчики будут выбирать участки из каталога, подготовленного ведомством Хартшорна. В каталоге указывались площадь угодий, высота над уровнем моря, арендная плата, технические характеристики и рекомендации по использованию. На выбор предлагались две альтернативы: «земледелие и скотоводство» и «выращивание льна или кофе». Никаких сведений об африканском населении и местных обычаях. Крупные племена уже получили свои резервации, а мелкие по-прежнему селились где попало.

Земельные участки разделили на две категории. Небольшие фермы площадью до ста шестидесяти акров отдавались даром, если не считать символической арендной платы: одна рупия за десять акров в год. Во вторую категорию вошли фермы покрупнее, по цене фунт стерлингов за три акра, или тринадцать рупий. Из тысячи трехсот ферм семьсот должны были распределяться по лотерее в Найроби, а остальные шестьсот — в Лондоне. Все участки сдавались в аренду сроком на 999 лет; владельцам вменялось в обязанность вкладывать средства в постройки и культивацию земли.

Алан Луэллин твердо решил претендовать на большую ферму. Перед этим ему пришлось пять дней вести изнурительный торг с жирным ростовщиком из Гоа Раджи да Сузой.

«Один заем — за саму ферму, под залог права владения, — втолковывал да Суза Луэллину, грозя пальцем и диктуя текст договора писцу-сикху. — А второй — естественно, за большие проценты — за содержание и развитие. Под залог твоей пенсии по ранению — хотя ее и недостаточно».

Так как индийцам и гоанцам не разрешалось приобретать недвижимость за городской чертой, да Суза и его соотечественники были вынуждены пробираться к цели окольными путями. Сам да Суза выступал как банкир и маклер от лица многих азиатских ростовщиков и коммерсантов, среди которых не последнюю роль играл гоанец из Наньюки Оливио Фонсека Алаведо. Эти люди вкладывали деньги как кредиторы, а не как владельцы. Со временем они найдут способ узаконить право владения землей.

«Англичане называют это честной игрой, — желчно размышлял да Суза. — Перевезти в Восточную Африку тридцать тысяч индийских кули на строительство железной дороги — при этом тысячи надорвались и погибли. Разрешить привилегированной индийской касте — гоанцам — открыть свое дело. Однако лишить их возможности владеть богатством из богатств — землей — под тем предлогом, что это огорчило бы африканцев». Сам лицемер, да Суза не мог не считать это верхом лицемерия. Его восхищало представление британцев о «землях Британской короны» — иначе говоря, колониях. Это же надо придумать: будто землей в Африке — и во всем мире — владеет никому не известный островной король!

Устремив взгляд через улицу, стараясь не смешиваться с грязными кикуйю, Раджи да Суза внимательно наблюдал за очередью, особенно Луэллином и другими своими клиентами. Как это английские солдаты пропустили женщин вперед?

Луэллин вызывал у да Сузы большие сомнения. Кожа да кости — не слишком подходит для предстоящих трудностей. Если выиграет, придется за ним присматривать. В то же время, этот ветеран наивен и безнадежно честен. Случись ему вытянуть счастливый билет, он вызовет жену и будет вкалывать, не поднимая головы, как осел у колодца. Как говорил отец да Сузы: «Бывает, самый худой осел идет дальше всех».

В Индии англичане брали деньги и не смотрели, кто покупает землю, лишь бы индийцы вкалывали. Здесь же, в Африке, да Сузе придется покрутиться.

— Откройте дверь и запускайте этот сброд — только не всех сразу, — распорядился Хартшорн.

Толпа рванула к входу. Констебли с трудом сдерживали ее напор, впуская по одному, пока в зал не набилось четыре сотни возбужденных претендентов. Остальные отмечались у дверей и присоединялись к разгоряченной, взволнованной массе.

— Лейтенант Джордж Хеннел, капитан Генри Дьюберли, доктор Гарольд Фицгиббонс, — выкликал Хартшорн, вытаскивая карточки с именами и бросая помощникам. Крики радости и стоны отчаяния заполнили театр и рвались на улицу. С каждым счастливым номером оставалось меньше шансов на выигрыш.

Ближе к вечеру все было почти кончено. Плотно подкрепившись за кулисами светлым пивом и бутербродами, Хартшорн наблюдал за регистрацией новоявленных счастливчиков. Обводя взглядом толпу суетящихся оборванцев, он дивился: почему это он работает, а они получают землю? Разве он не имеет права на свою часть Африки? И он ее получит — даже если для этого придется иметь дело с темными личностями наподобие плантатора из Мозамбика. Корчит из себя португальского аристократа — будто такие существуют в природе! Как иностранцу, Фонсеке приходилось иметь дело с земельным управлением. И недаром.

— Алан Луэллин, — вызвал Хартшорн одного из последних участников. Ошеломленный Алан схватил свой счастливый билет и устремился к выходу.

На улице его ждал Раджи да Суза. Четверо или пятеро его клиентов уже проиграли и с горя ринулись по улице Виктории в бар отеля «Нью-Стэнли».

Он увидел Алана Луэллина. Тот ошалело моргал: солнечный свет ослепил его. Заметив гоанца, он поднял вверх карточку с номером. Да Суза обрел победителя! Но для тщедушного жителя Уэльса даже счастье стало непосильной ношей. Он был все так же бледен. Темные волосы свисали на воспаленные глаза.