Алена Судакова - Золотые рыбки

— Золотые рыбки…

Мозаика в голове сложилась в картинку, от которой стало жутко. Золотые рыбки. Рыбки…

— Влад, Алена у него.

— Я тоже так решил. Но не хотел тебе говорить сразу.

Опершись о стол ладонями, они смотрели на лед, от которого шли волны холода. Видеть вмерзших рыбок было мерзко. Внутри поднималась тошнота.

С распечатки на Семена смотрел вроде бы обычный человек, молодой, симпатичный, ухоженный… Жаль, что здесь не видно его руки и крови, в которой они запачканы. Анна Козлова, Вера Ивлева, Вероника Соснина — его Золотые Рыбки. Екатерина Артамонова на грани жизни и смерти. И Алена…

— Зачем ему Алена? Зачем?

Алена устала вести машину и почти засыпала за рулем.

— Если мы не остановимся, то врежемся куда-нибудь.

Спутник чуть повернул голову.

— Ну и что? Ты же хотела…

— Расхотела.

— Понимаю, — кивнул он. — С жизнью расстаться трудно. Страшно. А что там? И есть ли оно, это там?

Алена прикусила язык, чтобы не отвечать. Пусть говорит. Она где-то читала, что таким людям нужно выговориться. Она переступит через ненависть и выслушает его.

И Вадим продолжал говорить, пока Алена боролась со сном и с неровной дорогой.

— Представь, что больше не увидишь солнце, небо, не вдохнешь воздух… Тебя нет, а это все есть и будет!

То ли от страха, то ли от восхищения голос его замирал.

— Врут люди, когда говорят, что не боятся смерти. Все боятся, никто не хочет умирать. Я видел и знаю, что говорю. Вот и ты не хочешь…

Конечно не хочет! Особенно от рук мерзавца. Если уж ее жизни суждено прерваться, то не без боя. Она будет драться, пока есть силы, врать, если будет нужно, молчать, если потребуется. Короче, он еще не знает, что она — твердый орешек, об который он сломает зубы.

Дорога шла по краю большого оврага. Из-под колес машины выбивались комья грязи, летели в овраг и шлепались в протекающую внизу речку. Подвести бы соседа по поездке к оврагу, стукнуть под коленки…

Она не успела отвести взгляд — Вадим перехватил его, нехорошо усмехнулся.

— Придумываешь, как можно от меня избавиться? Хочешь, помогу? У каждого человека должен быть шанс. Тормози.

Она послушно остановила машину. Что за игру он затеял?

Вадим наклонился вперед, попросил зажечь свет в салоне.

— Предупреждаю, если ты меня тронешь…

— Тебе не кажется, что ты сейчас не в том положении, чтобы угрожать или диктовать условия?

Увы, он прав. Алена вжалась в сиденье, оценивая ситуацию.

Вадим достал нож, вложил в ее дрожащую влажную ладонь. Сжал и показал себе на шею:

— Бей сюда… Сильно, чтобы достать до артерии. Кровь потечет быстро. Ты знаешь, чем отличается венозная кровь от артериальной? Видела когда-нибудь, как одна из них течет ровно, а вторая бьет толчками? Я буду жить еще пару минут, а потом… ты свободна. Ну?

Нет, он не придурок. Он… Алена не придумала подходящего сравнения. Нож в руке казался невыносимо тяжелым. Будь она смелее, сделала бы, как он предлагал.

— Возможно, другого шанса у тебя больше не будет, — подначивал Вадим. — Это только первый раз бывает страшно, а потом понравится…

Алена отшатнулась.

— Что в этом может понравиться?! Чувствовать, как прорезается кожа и мышцы, как сочится кровь? Я же не ты!

Она швырнула нож на пол. Вадим поднял его, защелкнул и убрал в карман.

— Словами ощущений не передать. Это нужно видеть. Ты когда-нибудь видела, как умирает человек, как из него по капле уходит жизнь, стекленеют глаза, восковеет кожа? Она становится желтоватой или серой, пергаментной…

В желудке возник комок, обрастающий кислотой. Не выдержав, Алена толкнула дверцу, выпала наружу и отползла к кустам.

Вадим стоял рядом и смеялся.

Когда ее перестало тошнить, оборвался и его смех.

— У тебя был шанс!

Он поднял ее с земли, протащил и впихнул за руль, обошел машину, сел рядом. Хлопок двери — как лязг засова в клетке.

— Поехали.

— Я не могу, — Алена тяжело дышала. — Сам веди.

— Трагедия в том, что я не умею водить.

Признание Вадима развеселило. Алена расхохоталась.

— Тебе смешно?

— Да!

— Почему? Мне запрещала мама…

Алена отыскала в сумочке влажные салфетки, протерла лицо и губы. Какой во рту отвратительный привкус!

— Разве ты не взрослый человек, чтобы принимать решения самому?

— Я слишком любил свою мать… Поехали! — неожиданно рявкнул он и стукнул Алену по ноге. — Поехала!

Послушно заводя машину, Алена кусала в раздумье губы. И что же ей делать?

Перепуганные соседи застыли у стены — их подняли чуть ли не из постели. Оперативники уже перевернули квартиру Долгова, но Семену казалось, что еще можно что-то отыскать, и он с остервенением просматривал вещи, книги, прощупывал полки. Но никаких записей, дневников, вырезок не находил.

— Неужели ему не хотелось рассказать про свои «подвиги»? — недоумевал он, вспоминая беседу с профессором. — А как же известность, след в истории?

Влад копался рядом, аккуратно разглядывая фотографии на стене. Снимал их, прощупывал рамы, вешал обратно.

Семен с неприязнью вглядывался в стеклянные глаза женщины на снимках.

— Давно его мать умерла?

— Пару лет назад, — ответил Влад. — Рак.

— Понятно. Инфантильное дитятко, не сумевшее вовремя упорхнуть из когтей родительницы и проживающее жизнь как в силках! А тут вдруг воля, с которой не знаешь что делать.

Влад возразил:

— Может, ему это нравилось.

— Так, что он свихнулся и стал убийцей? Маленький мальчик нашел пулемет — больше в деревне никто не живет, — зло пошутил Семен и стукнул кулаком по одному из снимков. Треснуло стекло, прорывая фотографию. На пол упали несколько осколков.

— Сема, поосторожнее…

Нужно было идти на доклад к Кошкину. Информации теперь хоть отбавляй. Начальник будет доволен. А уж когда они поймают Долгова — а это произойдет обязательно! — ребята получат премии, а кто-то и повышение. Скорее всего, тот же Кошкин.

Алена… Жива ли она еще? Что делает с ней этот придурок? Если она заложница, почему он до сих пор не вышел на связь, не продиктовал свои условия? Что он вообще хочет? Во что играет? Почему оставил Артамонову в живых? Зачем была нужна детская выходка с манекеном?

В голове — круговерть мыслей. Семен чувствовал себя гончей, напавшей на след зверя — человеком Долгова назвать можно было лишь условно. Плохо, если его признают невменяемым: кто оплатит счета за смерти женщин?

— Шебеко не звонил — как там Артамонова?

— Без изменений. Глубокая кома.

— Оттуда чаще не возвращаются… А мне бы хотелось расспросить ее о нем. Почему-то же он оставил ее в живых. Что соседи говорят?

Влад кинул взгляд в коридор, где соседка Долгова, полная женщина лет сорока, запахивала домашний халат и с любопытством косилась на оперативников.