Кейси Марс - Молчаливая роза

Девон листала страницы, пока не нашла первое упоминание о личности человека, который так заинтересовал ее.

— Вот оно… Первое ноября тысяча девятьсот тридцать девятого года.

«Сегодня мне исполнилось сорок лет. Я собиралась отметить свой день рождения с несколькими друзьями, но неожиданно начался шторм. Я, свернувшись калачиком, сижу у камина, продрогшая до костей. Но странное дело: стоит только выглянуть в окно, и я вижу садовника, которого наняла лишь вчера. Он склонился над розовыми кустами и выпалывает сорняки, яростно вырывает из земли эти упрямые растения и отбрасывает их прочь. Кажется, он не чувствует холода.

Мне доставляет удовольствие следить за его работой. Он такой большой и сильный… Сначала я колебалась, нанимать ли его, но в больших темных глазах читалась кротость, странная для столь крупного мужчины, обладающего поистине богатырской силой. Его имя Сержиу Баптишти. Он сказал мне, что родом из Португалии. По-английски он говорит с трудом, но изо всех сил старается изъясняться правильно. Мистера Баптишти не назовешь красивым мужчиной, но в нем что-то есть. Может быть, все дело в одиночестве. Надеюсь, я могу распознать в других то, что слишком хорошо известно мне самой».

Девон перевернула еще несколько страниц, двигаясь дальше.

— Двадцатое апреля тысяча девятьсот сорокового года.

«Я учу Сержа читать. Он такой гордый… Я знаю, чего ему стоит попросить у меня помощи. Увы, правда состоит в том, что я сама умоляю его об этом, сама не могу дождаться тех вечерних часов, которые мы проводим за учебой. А если быть честной до конца, я страшусь того дня, когда он перестанет нуждаться во мне».

Девон перескочила через половину книги.

— Двадцать второго мая тысяча девятьсот сорок второго года.

«Я знаю, мой любимый Серж, как сильно ты рвешься на эту несчастную войну, но в глубине сердца не жалею, что ты должен остаться дома. В сорок восемь лет ты слишком стар, чтобы воевать, хотя ты и самый мужественный человек, которого я когда-нибудь встречала. Но стоит мне увидеть, как ты работаешь в саду, голый по пояс, и я испытываю чувства, которых никогда доселе не знала. Ощущаю то, в существование чего не верила. В глубине души я знаю, что люблю тебя. Боже милосердный, если бы только я набралась храбрости сказать тебе об этом!»

Девон подняла глаза на Джонатана, борясь с комком в горле. Она перевернула еще несколько листов.

— Посмотри, Джонатан. Пустая страница. Единственная незаполненная страница во всей книге!

— На ней стоит дата: двадцать первое сентября тысяча девятьсот сорок третьего года. Прочти, что написано на следующей.

— Всего несколько коротких строк.

«Вчера я ничего не писала, потому что на земле нет слов, способных передать то, что ты заставил меня почувствовать. Когда ты пришел ко мне прошлой ночью, мир стал совсем другим. Я никогда не забуду тот дар любви, который ты принес мне».

— Наверно, дальше читать не стоит… — тихо сказала Девон.

— Да, пожалуй.

Но тут книга сама собой раскрылась на одной из последних страниц.

— Пятнадцатое июля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года.

«Мой прекрасный, чудесный Серж! Как много лет прошло с тех пор, как я полюбила тебя. Как много лет ты бережешь эту любовь, никогда ничего не требуя, всегда защищая и желая мне одного блага. Я на весь свет кричала бы о своей любви, если бы ты позволил мне. Меня не волнует, что у тебя нет денег, что твоя работа заключается в уходе за цветами в моем саду, что ты нянчишься с ними так же любовно, как и со мной. Что бы ни случилось с нами обоими, я знаю, что и на том свете я буду с тобой, а ты со мной. Потому что ты мой муж перед Господом, а я твоя жена. Что соединил Бог, то не под силу разъединить людям».

Девон закрыла книгу, прижала ее к груди и стерла слезу со щеки.

Джонатан откашлялся, но голос его остался подозрительно хриплым.

— Что ты хочешь сделать с ними? — Он держал в руках еще две книги.

— Положим их туда, где они были. Энни хотела, чтобы кто-нибудь узнал о ее чувствах.

Джонатан только кивнул.

Он снова обернул в клеенку маленькие книги в кожаных переплетах, положил их под розовый куст и засыпал землей.

— Теперь они вместе, — тихо сказал он.

— Да. — Девон обернулась и посмотрела ему в глаза. — Теперь они могут упокоиться с миром.

— Ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь? — Джонатан подал Девон руку и помог ей подняться на палубу шестидесятифутового «гаттераса».

— Все нормально. Я уже несколько недель не чувствую тошноты по утрам, а немного свежего воздуха мне не повредит.

Джонатан приложил руку к маленькой круглой выпуклости под ее пупком. Девон была на шестом месяце беременности, но это еще не бросалось в глаза.

— Море тихое и спокойное, — сказал он, — но ветер крепчает. Ты уверена, что все будет в порядке?

Он всегда был заботлив, а теперь, когда Девон носила его ребенка, волновался за нее вдвойне.

— Ради Бога, Джонатан, в яхте шестьдесят футов длины! Она напичкана лучшими навигационными приборами, которые можно достать за деньги; в ней три каюты и две ванных. Я ведь не собираюсь выходить в море на каком-то каноэ!

Его губы сложились в улыбку.

— Две кабины, — поправил он. — На корабле говорят не «ванная», а «кабина».

— Я знаю. — И все же она не удержалась и ответила Джонатану улыбкой, любуясь тем, как соленый ветер треплет его глянцевито-черные волосы. Солнце светило ярко, огромные пушистые облака плыли по лазурному небу, а в штормовке ей было совсем не холодно. С самого прибытия Девон не могла нарадоваться своему самочувствию.

— Эй, па, глянь-ка сюда! — По сходням бежал Алекс, что-то сжимая в руке. Его выздоровление потребовало времени и труда, но как только мальчик убедился, что он снова сможет ходить, лечение стало на редкость успешным.

Он перебрался через ограждение и припустил к ним.

— Смотри!

— Что это? — спросил Джонатан.

— Ракушка. — Он гордо поднял руку. — Дама из магазина сувениров дала ее мне за то, что я нарисовал ей картинку.

— Очень красиво, Энди.

— Я положу ее на кусок рыбачьей сети и нарисую.

— Это называется «натюрморт». — Девон полюбовалась прекрасной белой раковиной с блестящей розовой сердцевиной и приложила ее к уху. — Я с удовольствием посмотрю картину, когда ты ее закончишь.

Алекс расцвел.

— Я подарю ее тебе, ма!

У Девон защемило сердце.

— Спасибо, Энди. — Алексу не нужно было трудиться над картинкой: он уже сделал ей самый большой подарок.

— Давай отчаливать, па.

— Хорошая мысль, — согласился Джонатан. — Как насчет того, чтобы поднять кормовые швартовы? Думаешь, справишься?

— Есть, есть, капитан! — Он стремглав понесся на корму, а Джонатан с Девон отправились к штурвалу. Пока Алекс тянул канат, Джонатан приказал палубному матросу, студенту колледжа Питеру Маккензи, поднять носовые швартовы, а затем включил фордовский двигатель мощностью в сто двадцать лошадиных сил и дал задний ход. Отвалив от причала кормой вперед, он обошел стоявшее перед ними судно, перевел рычаг обратно, и яхта двинулась в открытое море. Как только они покинут гавань, тут же поставят паруса.